Манана Гогитидзе: «Человеку и в 19, и в 55 должно быть одинаково интересно в театре»

Мюзикл – возможность сбежать из этой реальности и шагнуть в мир, границы которого определяет лишь твоя фантазия. Важно: сказки здесь может и не случиться. Что происходит с «нелёгким лёгким»? Часто вы идёте в театр, для начала прочитав литературный первоисточник? Мюзиклы, кстати, нередко основываются именно на историях из книг. Так, «Снегурочка» Островского дала старт первому а капелла-мюзиклу «Айсвилль» (18+), в котором замерзает всё, кроме голоса. У спектакля нет живого или записанного музыкального сопровождения – все звуки рождаются на сцене. Актёры выходят из зоны комфорта: на них не только главные роли, но и функция ансамбля.

Корреспонденты «Омск Здесь», партнера «Евразийской медиагруппы», в интервью с артисткой мюзиклов, двукратной обладательницей премии «Золотая маска» за исполненные роли в спектаклях «Бал вампиров» (Ребекка Шагал), «Русалочка» (Урсула) Мананой Гогитидзе поговорили о восприятии мюзиклов и современных театральных интерпретациях классики.

– Манана, какие у вас «отношения» с Островским и есть ли особенности в работе над мюзиклами – интерпретациями русской классики? Какие подводные камни обнаружили, готовясь к «Айсвиллю»?

– Когда готовилась к этой роли, я, конечно, взяла в руки «Снегурочку». И знаете, мне всегда казалось, что Островский читается легко. По крайней мере, пьесы его очень легко воспринимаются, а язык этой сказки оказался для меня невероятно сложным. Сказка витиевата, она с длинным строением фраз. И в нашем современном ритме жизни, в темпе общения, мне приходилось говорить себе: «Так, стоп! Ещё раз». Начинала с самого начала, ничего не поделать. И говорить про то, что её возьмут почитать подростки, не приходится. Они вообще не поймут этого языка: настолько мы далеки от стиля Островского. Как-то интерпретировать вложенные им смыслы, безусловно, нужно. Современное ухо физически не воспринимает ту речь. Поэтому «перевод» классики на доступный язык, к сожалению, сейчас единственный выход. Конечно, мы должны подтягивать зрителя к высокой культуре, но всё равно «крутить» классический материал для построения диалога с публикой необходимо.

– Нередко можно услышать, что молодёжь надо приводить в театр. Насколько, по-вашему, это актуально сегодня? И если всё же нужно прививать искусство, то что именно нужно делать на сцене, чтобы в зале преимущественно был зритель 18-28 лет?

– Это вопрос про адресацию материала. Его нельзя затачивать под молодёжь. Человеку и в 19, и в 55 должно быть одинаково интересно в театре. Если это так, то это хороший спектакль. Пусть люди разных поколений увидят разное, но, выйдя в фойе, они захотят спросить: «Тебе как? А тебе как?». Наконец они смогут поговорить на одном языке.

Но никуда не денутся и спектакли, которые называются классикой, где аудитория 60+ кайфует, а молодёжь спит. Вот эта грань всегда находится во власти творцов, которые спектакль создают. Они, в свою очередь, всегда исходят из цели проекта. А если мы говорим про «Айсвилль», это история молодёжная. Люди возраста 18-30 лет точно должны получить удовольствие. Те, кто успел начитаться Островского и влюбиться в его стиль, будут шокированы, возможно, если они не из закостенелых, им будет интересно.

– В театре интересно – это хорошая оценка? Если человек не испытал шок в хорошем или плохом смысле, то можно ли это назвать неприметной постановкой?

– Всё зависит от цели. Если я делаю спектакль, для того чтобы зритель пришёл, отдохнул, посмеялся и сказал: «Как же хорошо!», – это одно. Если я хочу довести его до катарсиса, сделать так, чтобы он плакал и был в шоке, вышел в состоянии «как же колбасит!», – это другое. Потому что и зритель всегда разный. Кто-то, простите, так задолбался на работе и просто хочет отдохнуть душой и телом на антрепризной постановке, условной «Любовь не картошка», а кто-то ищет совсем противоположное. Ему нужна осмысленность, глубокие чувства, эмоции, эстетика, красота и тонкие смыслы.

– Каково быть первыми в а капелла-мюзикле?

– Да, иногда приходится бороться с проблемами первопроходцев (смеётся).

– Как задаёте себе условия для актёрского существования на этом замороженном острове?

– Смотрите, это история про людей, которые обожглись о чувства. Они больше не хотят быть ранеными любовью, тщеславием… Они приезжают на Айсвилль, где у них есть возможность заморозиться (в прямом смысле слова: принять лёд внутрь или вколоть его в себя) и жить прекрасно! Счастливо! Да, ты холодный, но у тебя есть секс раз в году (чаще нельзя, иначе слишком разгорячишься и внутри опять может всё вспыхнуть).

История закручивается на том, что среди «счастливцев» появляется девушка Ева, она, в отличие от Снегурочки, горяча как солнце. Она пытается поменять жизнь на острове и как бы говорит: «Ребят, да вы чего? Есть же совсем другая жизнь!». Она начинает растапливать персонажей – портить устои жизни, которые создаёт Мэр Айсвилля уже очень долгие годы.

«Это остров, куда сбегают. Люди приходят к Мэру намеренно и просят каждый о своём. Например, персонаж Бо и Бо в исполнении Мананы Гогитидзе. Она выступает сразу за двух героев, почему? Её дочь погибла в аварии. Виновных не наказали, муж устроил самосуд, за который его посадили в тюрьму, там он покончил с собой. На этой почве у неё происходит раздвоение личности, то есть в ней появляется «она» и «он» – Бобыль и Бобылиха, иначе говоря. Спасение она находит в побеге на тот самый остров, где она принимает лекарство – чистый айсвилльский лёд. Он притупляет чувства и всё облегчает», – дополняет ассистент режиссёра мюзикла Антон Мошечков.

Зритель всего этого не видит, он ощущает общую картину и атмосферу, а мы, как артисты, должны понимать каждую деталь, знать все законы острова.

– Жители Айсвилля, получается, бегут от самих себя. Актуально звучит…

– Это спектакль про выбор. Когда в обществе появляется не такой как все, как он должен себя вести – подстраиваться, противостоять или противостоять внутри себя, но не подавать вида? Это сложный выбор. Тема, скажем просто, актуальная. Каждый из нас выбирает правила игры, по которым он живёт.

– Сюжет мюзикла не спойлерим, но то, что у Островского Снегурочка ради тёплого чувства отдала жизнь, ни для кого не секрет. В вашем понимании, любовь стоит смерти?

– Нет ничего ценнее человеческой жизни. Для меня нет. Может, с возрастом я стала более циничной (улыбается): любовь любовью, но жизнь жизнью. Помимо любви в жизни есть много важного и ценного.

– Манана, а какая она была – ваша первая влюблённость?

– О-о-ой! (смеётся) Это вспомнить надо! Конечно, это история про театральный институт, про раскачку чувств и раскачку психофизического существования. Ведь чтобы научиться владеть своими чувствами, их нужно найти, раскачать. Безусловно, пять лет в театральном – это сплошные влюблённости и разочарования. Были и спонтанные поездки. Могла ночью вскочить и поехать в Москву из Санкт-Петербурга просто потому, что там, возможно, есть тот самый. С крыши не прыгала, но спонтанность и неожиданные всплески чувств – это, конечно, не забывается. Тогда были вот такие эмоциональные качели (делает резкие взмахи руками), а с возрастом, прекрасно помня те обострённые чувства и уже умея ими управлять, ты думаешь: «Ок, я уже могу реагировать поспокойнее».

– Вы известны очень харизматичными ролями. «Золотые маски» вы получили тоже за огненных героинь. Эта характерность на сцене вашу робость, трепетность, лиричность в жизни не затмевает?

– Мне кажется, нет. Помимо ярких харизматичных ролей у меня большая концертная деятельность, я много пою другого материала, и романсы в том числе. Поэтому возможность проявить свою нежность, влюбчивость, романтичность всегда есть.

– Несмотря на шоу, которое в мюзикле так необходимо, драматическая составляющая в этом жанре никогда не остаётся в стороне. Какая роль с этой точки зрения у вас самая интересная?

– В «Демоне Онегина» (16+) у меня есть ария матери, которая хоронит своего ребёнка. Для меня это всегда очень щемящая музыкальная тема. Поэтому с точки зрения драматизма, да, это самое-самое. Как вы уже заметили, я обычно выхожу на сцену: «Ха!» (резкий взмах руками), жахнула, ушла (смеётся).

– Мюзиклы иногда называют сказками для взрослых, согласны?

– Можно так сказать, но это может быть не только для взрослых и не только сказка. Мюзикл – жанр, который по волшебным обстоятельствам обрёл необыкновенную популярность за последний десяток лет. Тогда волна мюзикла пришла в Россию, но тогда никто и не знал, какая будет реакция зрителя, а она крайне важна, потому что всё, что мы делаем на сцене, мы делаем для зрителя. Любой режиссёр, который говорит: «Я делаю искусство, и мне всё равно». Ок, но я не очень поверю. Мы работаем для зрителя, и если зритель не приходит на наши спектакли, то ради чего тогда всё это?

В последнее время случается так: в афише появляется слово «мюзикл», люди покупают билеты. Соответственно, мы понимаем: это тот жанр, который находит отклик у зрителя, ему это нужно. До этого была мощная волна драматического театра: в 80-90-е на волне Товстоногова, БДТ, Мариинского театра, Большого театра все ниши были заполнены очень качественными, высочайшего уровня спектаклями и артистами с мировой известностью. А тут появляется мюзикл – что это? У нас такого раньше не было! В оперетте как всё устроено: «Я тебя люблю» – сначала я тебе это скажу, потом спою об этом, а после ещё и станцую. В мюзикле: «Я тебя люблю» так сильно, что я скажу это и физическим языком, и песней.

Виктория Абзамилова

Фото: скриншоты Musical Universe