Маквала Касрашвили: «Опера – это вершина искусства»

Маквала Касрашвили – выдающаяся певица, народная артистка СССР. На ее счету более сорока оперных партий, которые она исполняла на знаменитых сценах мира. Артистке рукоплескали в «Метрополитен-опере», «Ковент-Гардене», «Арене ди Верона» и в других известных театрах. Сегодня, 13 марта, обладательнице великолепного сопрано исполняется 83 года. Она по-прежнему продолжает служить в Большом театре, куда пришла почти 60 лет назад. О том, как начинался ее творческий путь, как деятели культуры переживали эпоху «железного занавеса», а также о том, почему для максимального эффекта в передаче образов героев нужно выполнять минимум движений и есть ли на сцене место для настоящей дружбы – певица рассказала в интервью изданию «Евразия сегодня».

– Маквала Филимоновна, как все начиналось? Откуда появилось такое желание – стать оперной певицей?

– Я родилась в Грузии, в Кутаиси, мама все время работала, я присматривала за младшим братом. Это были нелегкие послевоенные годы. Главным развлечением было радио, которое у нас работало практически круглосуточно. Грузинский народ очень музыкальный, а уникальное грузинское многоголосье известно по всему миру. Я слушала по радио и народные песни, и эстрадные, часто в эфире передавали оперные арии. И тогда я поняла, что мне очень нравится опера. По радио звучали записи великого Карузо и других итальянских певцов, бывали и трансляции из Тбилисского оперного театра. Я старалась подражать, причем не только женским, но и мужским голосам. Арию Малхаза из оперы «Даиси» композитора Захария Палиашвили, написанную для тенора, я выучила и пела в свое удовольствие. В 10-11 лет я поняла, что голос крепнет. В школе я пела чаще всего не эстрадные песни, а именно отрывки из опер. Летом мы поехали в пионерский лагерь, в честь открытия смены организовали концерт, и моя подружка сказала всем, что Маквала хорошо поет. Меня попросили спеть на открытии, я исполнила песню из кинофильма «Стрекоза». Все были в восторге. В зале оказались врачи из Тбилиси, после концерта они подошли ко мне и сказали, что с таким голосом, такими данными я должна учиться профессионально. Пригласили меня к себе и сказали, что помогут поступить в музыкальное училище. Эти слова запали мне в душу, и когда я вернулась домой, я сказала маме, что хочу поехать учиться в музыкальном училище в Тбилиси.

– Мама как отреагировала?

– Мама, конечно, очень испугалась, куда одной ехать – мне тогда было 13 лет. Но она знала мой настойчивый характер. В итоге меня прослушал директор музыкального училища Кутаиси, и меня без экзаменов зачислили на первый курс. Я проучилась там четыре года, много выступала, чаще всего от училища на самые значимые концерты брали именно меня. Однажды нас с подругой выбрали представлять Грузию на декаде грузинской культуры в Москве. Нас привезли в Тбилиси на прослушивание, и там я впервые увидела Веру Александровну Давыдову – потрясающую оперную певицу Большого театра. После выхода на пенсию она переехала с мужем в Тбилиси и преподавала в местной консерватории. Поездку в Москву тогда отменили, но, когда я поступала в Тбилисскую консерваторию, я уже мечтала учиться только у Веры Александровны. И тут помогла моя настойчивость. Сначала меня приняли на подготовительное отделение, и меня распределили к другому учителю, а мою подруга уже училась у Давыдовой. Я так и не ходила к своему учителю, зато всегда сопровождала подружку и ждала ее на лестнице. А Давыдова в то время говорила обо мне: «Ну зачем она мне нужна, такая толстенькая, и голос не особенный». Но она была сердобольная женщина и взяла меня в свой класс. И в течение года вытащила из меня мой голос. Если бы я не попала к ней в класс – к такому Мастеру, педагогу и замечательному человеку – неизвестно, стала бы я певицей или нет.

Через год, учась у Давыдовой, я запела. Мы учились вместе с Зурабом Соткилавой, и уже тогда нас приглашали везде выступать, в Тбилиси все узнали наши имена.

Через год, учась у Давыдовой, я уже запела своим голосом. Она сделала из меня певицу, заложила во мне любовь к классической русской музыке.

Маквала Касрашвили и Вера Давыдова

– В следующем году исполняется 60 лет, как Вы впервые вышли на сцену Большого театра. Как Вы попали туда?

– После окончания консерватории я должна была пойти работать в Тбилисский оперный театр. Когда я училась на пятом курсе, в Тбилиси проездом оказался заведующий оперной труппой Большого театра Анатолий Иванович Арфенов. Он пришел к нам в гости повидаться со своей коллегой – моей учительницей Давыдовой. Та ему предложила: «Не хочешь послушать мою Ежевичку?» Она меня так называла, потому что Маквала по-грузински – это ежевика. Был концерт, после него Арфенов подошел ко мне и спросил: «А вы хотите приехать в Большой театр прослушаться?» Для меня это было как чудо!

Через месяц, получив официальное приглашение, мы поехали в Москву. Меня сопровождала Давыдова, которая меня одела и обула (дело было в феврале, стояли морозы). В Москве я сразу попала на третий тур прослушивания. Я вышла на сцену, спела, а потом сидела в коридоре перед оперной канцелярией и ждала вердикта. Как раз тогда я познакомилась с Тамарой Синявской. Она подошла ко мне с улыбкой и сказала: «Я вас поздравляю, вы так хорошо пели!» И с тех пор мы дружим. Нашей дружбе почти 60 лет – тоже юбилей. Меня зачислили в стажерскую группу, и я осталась в Москве. Меня уже не отпустили домой, и когда я вернулась летом в Тбилиси сдавать госэкзамены, я уже успела спеть Прилепу в «Пиковой даме» и Микаэлу в «Кармен» в Большом. А после экзаменов – Графиню в «Свадьбе Фигаро». Через год меня перевели в солисты Большого театра.

– Ваша самая знаковая роль? Татьяна в «Евгении Онегине»?

– Петь Татьяну в «Евгении Онегине» – мечта каждой певицы сопрано. А под руководством выдающегося оперного режиссёра, главного режиссёра ГАБДТ Бориса Александровича Покровского – мечта всей жизни. У него был свой взгляд на то, как должна выглядеть певица в этой роли, какие у нее должны быть актерские данные. Он во мне что-то почувствовал. Эта роль стала определяющей в моей жизни. Это все-таки знаковая русская опера, и многие члены комиссии на прослушивании сомневались, как я буду петь, как буду выглядеть с моей восточной внешностью в этой роли. Но в Большом были потрясающие гримеры и костюмеры. Меня изменили до неузнаваемости. Я стала настоящей Татьяной Лариной, пропал мой типичный грузинский типаж. Эта роль знаменательна еще и тем, что дирижером тогда был великий Мстислав Ростропович. Мне, молодой начинающей певице, посчастливилось работать с великим музыкантом! И Покровский меня тогда так воспитал, что после режиссёрам в других театрах по всему миру было со мной легко работать.

На гастролях Большого театра в Америке в «Метрополитен-опера» в 1975 году я пела во втором составе партию Татьяны. Отзывы прессы были потрясающие, несмотря на то что я была во втором составе. После этого меня пригласили на гастроли выступить в их постановке «Евгений Онегин». Я, конечно, пела эту партию в Европе в других оперных театрах. Но «Метрополитен» – это одна из лучших оперных сцен в мире, и мечта у всех певцов – выйти на эту сцену и спеть. С роли Татьяны началась моя международная карьера.

Меня и на следующий сезон пригласили петь. Я приехала, но без приключений не обошлось. Лететь пришлось с пересадками. Это был 1980 год, сложные отношения между США и СССР. Тогда Лена Образцова должна была петь в двух премьерах на сцене «Метрополитен», но, к сожалению, уже не смогла этого сделать из-за конфликта государств. А я в это время уже была в Нью-Йорке, пела Татьяну и обсуждала планы на будущее. Я даже не понимала, что происходит. И когда я со своими проектами вернулась в Москву и сказала, что меня приглашают на следующий год, мне в Госконцерте сказали: «Забудь!». Все программы и концерты с США были закрыты, и так продолжалось семь лет. Но меня раньше услышал главный дирижер «Ковент-Гардена» и пригласил участвовать в следующем сезоне в опере «Дон Жуан» Моцарта, петь партию Донны Анны – это одна из сложнейших партий для сопрано. Я стала ездить по Европе, в Америку мы тогда поехать не могли. В «Ковент-Гардене» я пела четыре сезона: три сезона «Дон Жуан» и сезон «Милосердие Тита» Моцарта. Потом я пела в Венской опере, в «Арена ди Верона» в Италии, в финской опере в Осло и Хельсинки, в Германии в Мюнхене и на многих других сценах.

Маквала Касрашвили в роли Татьяны в «Евгении Онегине»

– Какая сцена, помимо сцены Большого, является для Вас любимой?

– Это «Метрополитен-опера». Я помню, когда я дебютировала на этой сцене в «Евгении Онегине», пела Татьяну, зрители кричали: «Маквала, браво!» Они выучили мое имя и скандировали его. Там удивительная публика! Они стали моими фанатами, встречали после выступления. Когда отношения с США наладились, мы с Зурабом Соткилавой стали первыми артистами, которые выступили в Америке. Мы пели на знаменитом музыкальном фестивале «Нью-Порт», открывали его. И мы получили телеграмму от президента США Рональда Рейгана, который приветствовал возвращение советских артистов на американскую сцену и лично желал нам дальнейших успехов.

– Самые значимые награды в жизни?

– Самая главная – носить звание солистки Большого театра. Наград очень много, все перечислять не хочу. Я народная артистка Советского союза – это тоже одна из ценных моих заслуг и наград.

Но сначала мне долго не давали звание заслуженной артистки РСФСР. Мы долго работали вместе с Ростроповичем и очень дружили с его супругой – Галиной Вишневской. Они потрясающе ко мне относились и всячески меня поддерживали. После того, как они уехали, где бы я ни была, я обязательно звонила и общалась с ними. И в 1975 году (они уже жили год в Америке) мы тайно – Алексей Масленников, Лия Могилевская и я – встречались с ними. Они специально приехали тогда в Нью-Йорк из Вашингтона. Мы встретились, и все об этом узнали. В те годы за границей за всеми нами пристально следили. После этого мне долго не давали звание. И уже в 1976 году, когда Большому театру исполнялось 200 лет, а я там уже 10 лет на тот момент работала, я получила звание заслуженной артистки РСФСР.

Но после этого долго не давали звание народной, несколько раз возвращали мои документы. При этом дирекция Большого ко мне очень хорошо относилась. Но был момент, когда я в 1979 году должна была лететь в Америку петь Татьяну, а директор мне сказал, что я не еду: позвонили из Госконцерта и выразили опасения, что мы опять будем встречаться с Ростроповичем и Вишневской. Я пошла к Петру Ниловичу Демичеву, который тогда был министром культуры. Объяснила ему ситуацию, сказала, что у меня уже подписан контракт с «Метрополитен-опера». Он меня заверил, что все будет хорошо. А директор Большого боялся, потому что к нему пришла одна солистка, просила, чтобы поехала она, и сказала, что я буду встречаться с Ростроповичем и Вишневской, а они уже были на тот момент лишены гражданства СССР. Поэтому директор старался под любыми предлогами меня в Америку не пустить.

– А в итоге Вы поехали и встретились?

– Да, конечно! А как же иначе?

– Для Вас дружба имеет огромное значение. Про трех лучших подруг – Елену Образцову, Тамару Синявскую и Маквалу Касрашвили – в театральном мире даже легенды ходят.

– С Тамарой мы дружили с моего первого дня в Большом, с Леной примерно столько же и до последнего момента. Удивительно было то, что между двумя меццо-сопрано – Леной и Тамарой – никогда не было соперничества. Потому что Тамара радовалась каждому выступлению Лены и наоборот. А я вообще такой человек, что, если я что-то слышу, и это хорошо, я искренне восхищаюсь, забывая, что сама певица. Во мне нет ни капли зависти. Я счастлива, что я была свидетелем триумфа Лены Образцовой в «Метрополитен-опера» в 1976 году. Я в это время пела со Спиваковым в «Карнеги-холл» в его сольном концерте. А Лена дебютировала в «Метрополитен» в партии Амнерис в опере Верди «Аида». Это был фурор! После сцены судилища Амнерис публика встала и восторженно начала аплодировать и кричать, зал просто безумствовал. Зрители не давали продолжить спектакль! И Лену пришлось выпустить на сцену, овации длились около пятнадцати минут. Но когда я эту историю при Лене рассказывала, она говорила: «Не пятнадцать, а двадцать!»

Елена Образцова, Тамара Синявская и Маквала Касрашвили

– А почему в Америке с таким восторгом воспринимают русскую оперу и наших певцов?

– Они восхищаются талантом исполнителя. В «Метрополитен» всегда пели только самые лучшие певцы мира. И тогда там было уникальное отношение к опере. Не имело значения, кто выступает на сцене, главное – талант. И американцы искренне восхищались талантом. У нас у всех были свои фанаты, и с тех пор мы со многими поддерживаем отношения.

– Вы в жизни очень скромный человек, о Вашей скромности легенды ходят. А на сцене Вы всегда «хозяйка бала». Как так получается?

– Это, наверное, не я должна говорить. В свое время это сказал Покровский: «Маквалу всегда хочется обнять, распахнув руки». Он очень серьезно подходил к выбору исполнительниц главных партий и меня очень любил. Это я в жизни скромная, а на сцене я действительно полностью меняюсь. Превращаюсь в Татьяну Ларину или Младу. Вы не видели меня в опере-балете «Млада»: я в лаптях прыгала на сцене, как будто на лошади. Я на сцене могла сделать абсолютно все, что говорил режиссер, тем более Покровский.

– А что сложнее – петь или играть?

– Опера – это вершина искусства. И главное – петь. Когда я стояла на сцене и мне хотелось руки поднять, сделать лишний шаг, Покровский всегда говорил: «Маквала, чем меньше движений, тем лучше». Опера – это когда композитор почувствовал интонацию образа и характера героини и написал соответствующую мелодию. И эта музыка выражает всю суть характера и сиюминутного состояния образа. Покровский говорил, что главное – найти интонацию в звуке, а внешне никаких лишних движений не надо. Еще учась в Тбилисской консерватории, я, по совету Давыдовой, ходила слушать «Онегина», часто попадая на сцену письма. Я слышала буквально интонацию слова. А слово ни в коем случае нельзя иллюстрировать! Зачем тогда развивать сюжет, если уже знаешь, что будет дальше? И раньше в этой сцене в саду Татьяна пела в движении. По совету Покровского я решила сидеть на месте с открытыми глазами. Сценический свет был очень ярким, из глаз полились слезы. Моя Татьяна сидела в оцепенении, не шелохнувшись. Она не ожидала такого от Онегина.

Если просто играть то, что написал Пушкин, нет развития образа. И это отношение ко всем моим героиням, над которыми я работала.

– Слагаемые успеха в опере?

– Нужно иметь необходимые данные. Но только красивый голос – этого мало. Надо уметь им управлять и находить интонацию характера героини. Ты должна владеть своим голосом. Нужно раскрыть ту глубину образа, который создал не поэт, а композитор. Иначе, пожалуйста, просто читайте Пушкина. А это опера Чайковского. Это его прочтение поэмы.

– Вы профессор молодежной оперной программы Большого театра, преподаете в центре оперного пения Галины Вишневской, в Консерватории. Современные молодые оперные певцы – какие они? Есть ли сейчас достойная смена легендам русской оперы двадцатого века?

– Конечно, есть. Иначе бы уже не существовал Большой и Мариинский театры. Есть педагоги, которые передают свой опыт молодежи. Те приходят и жаждут получить знания. Я могу гордиться тем, что мои ученики – солисты Большого, Новой оперы. В эти дни в музыкальном театре Станиславского премьерный спектакль поет моя ученица Элеонора Макарова.

Сегодня, несмотря на политические неурядицы и желание отрицать все русское, во многих ведущих театрах мира поют русские певцы, ставят русские оперы. Как мир может обойтись без русской музыки, литературы, оперы и балета? Без русской культуры он был бы неполноценным.

Татьяна Мурусидзе

Фото предоставлены героиней публикации