Мюзикл − возможность сбежать от суеты и на три часа отдаться фантазии. Порой вовсе и не сказочной. Как «нелёгкий лёгкий» выглядит изнутри и чем цепляет зрителя? Ответы на эти и другие вопросы в интервью парнеру Евразийской медиагруппы, сетевому изданию «Омск Здесь», дал артист мюзиклов Константин Барышников. Фанаты жанра точно знают артиста по ролям в проектах «Бал вампиров», «Шахматы», «Дон Жуан: Нерассказанная история» (16+), «Мастер и Маргарита» (16+), «Орфей» (6+) и «Гермес» (6+).
− Константин, вы по образованию артист оперы. Откуда такая любовь к так называемому лёгкому жанру, к мюзиклу?
− Я не очень люблю использовать слово «мюзикл», давайте говорить музыкальная драма? Это ближе к правде будет.
− А не другой ли это жанр?
− Нет, я так не считаю. Мюзиклами сейчас называют всё что угодно, но это не так. Прекрасное русское словосочетание «музыкальная драма» ближе нашей душе, которую мы так любим рвать и раскрывать. Кстати, сейчас «Маяковский» (16+) в Ленкоме, уверен, не просто так музыкальной драмой назван.
Что касается смены жанра в моей карьере, то скажу так: чтобы быть чисто оперным певцом по жизни, тебя от оперы должно прямо «переть» и в профессии ты должен быть выше всех на голову. Продвигать себя в оперном коллективе − дорогое хобби. В мюзикле немного проще: здесь можно через свою душу с публикой работать. Арии здесь более разноплановые: есть место и для декламации, и для душевных терзаний − тут всё не так однозначно, как это обычно бывает в опере. Но и сходство есть: в ариях обоих жанров есть что спеть (улыбается).
− С омской сценой вы знакомы не понаслышке, в каком положении, на ваш взгляд, мюзикл находится в регионах? Что должно произойти, чтобы можно было говорить о повсеместных качественных постановках?
− Беда масштабно одна − нет градации жанров. Оперетта, опера, мюзикл − это три разных жанра. Когда оперные певцы выходят и поют мюзикл, давайте будем честны, это режет слух. Немаловажно и оснащение зала качественной звуковой аппаратурой. Звук в мюзикле − это приоритет. Не надо превращать спектакль в акустический перформанс − где-то в мюзикле нужен хрип, а где-то − визг. Тонкая работа со звуком − то, что в нём особо ценится. Это же не опера, в которой ты должен чисто школу держать.
− То есть то, что одни и те же артисты заняты сегодня в опере, а завтра − в мюзикле, влияет на качество этих постановок?
− Определённо.Когда стационарный театр берёт в репертуар мюзикл, нужно понимать градацию возможностей артистов. Когда академисты выходят в мюзикле, у публики шок: «Что вообще происходит?». Это странно звучит. Сегодня я в роли Рэнфилда выходил на сцену, и, если бы я пытался исполнить материал с академической постановкой голоса, я бы просто не смог сыграть. Это было бы абсолютно смешно. Я всю арию пою на выдохе, и под конец голос садится почти в ноль. Такая вот специфика мюзиклового номера.
− Есть ли, на ваш взгляд, сегодня особенности восприятия мюзиклов в нашей стране?
− Лично меня напрягает вот что: люди перестали ходить на спектакль, как на историю − они идут на артиста. В связи с этим иногда режиссёры пренебрегают качеством постановки и просто берут на роль человека с именем, но этого не всегда хватает, чтобы быть на уровне. Спектакль нужно делать так, чтобы зритель приходил, и ему было совершенно неважно, какой сегодня состав. Компания Stage Entertainment (сейчас с этой компанией можно сравнить театральную компанию «Бродвей Москва») так делала и продолжает делать: зритель узнаёт состав в день спектакля. Они себе могут это позволить. За счёт привоза лицензионных спектаклей заработали доверие публики. Человек идёт на их проект и уверен, удовольствие он получит в любом случае. Это правильно.
− Вы, кстати, участвовали в постановках Stage Entertainment «Шахматы» и «Бал вампиров». Что было отличительного во внутренней работе этих проектов? Как компания повлияла на российскую сцену?
− Stage привёз в страну именно качество работы − всех служб! У нас как обычно в постановках бывает? (улыбается) В целях экономии многим занимаются не самые компетентные люди, все друг другу помогают. Один человек выполняет 360 функций, я это люблю называть в шутку russian production. Так вот Stage Entertainment показал, к какому уровню нам надо идти. Там, если ты артист, ты знаешь, что придёшь в театр, на столе уже всё готово для роли, костюмер готов, и ты занимаешься чисто своей актёрской работой. Такое разделение обязанностей, конечно, нравилось.
Спектакль-франшиза − это про точность во всех аспектах. Когда ты на сцене, ты должен быть в определённой точке: влево/вправо − никакой импровизации. Петь ты тоже должен точно по нотам, если промахнулся − запишут, а потом спросят: почему? Если говорим про декорации, то я слышал, что на «Призраке оперы» они хранились при определённой температуре. Вся информация о проекте была у иностранцев, владельцев лицензии. Был контроль и отчётность. Моё личное мнение: с уходом Stage чёткость потерялась и опять возвращается история с междусобойчиками. А так нельзя − нужно смотреть на мир, кто, что сделал и как сделал. Нужно постоянно быть в работе над собой, а не как некоторые стационарные театры, которые выпускают по три спектакля в год, и у них вроде бы всё хорошо по числам, а качество и отношение к артистам неважно. Поэтому я и перестал работать в стационарных театрах.
В тотальных «рашен продакшенах» у нас любят пустить пыль в глаза на премьере, «отмыть», забыть про качество и говорить: «Спектакль у нас классный, тут взрыв, тут динозавры пробегают», а по факту − два стула и стол. Очень «красиво», согласен (улыбается).
− Кстати, масштабность и наличие ансамбля − обязательные, на ваш взгляд, условия мюзикла?
− Ансамбль и балет − это про выпуклость материала. «Шахматы», «Вампиры» − там ансамбль был из очень квалифицированных ребят. Люди − бомбы. Доходило до того, что зрители признавались, что приходили смотреть на ансамбль, ради хоровых сцен. Всё хорошо, но финансово не очень выгодно. Поэтому в антрепризе всё пытаются сокращать и искать максимальную технологичность и многофункциональность средств.
− Вы уже сказали, что зритель идёт на артиста. А как влюбить в себя зрителя, как сделать себя «тем самым»?
− Я вообще не знаю, что тебе сказать (смеётся). Мне 40 лет, я давно в жанре, я до сих пор на этот вопрос для себя не ответил. Но, конечно, по базе пытаюсь быть честным со зрителем, не прикидываюсь бруталом или ещё кем-то во время работы. Я просто такой, какой есть. Я стремлюсь именно к тому, чтобы меня ценили за работу − вот и всё. Иду к этому давно. Посмотрим, куда приду (улыбается).
− Говорят, мюзикл − жанр фанатский. Чувствуете это?
− Вампирские поклонники просто топчик были. Бомба! Это сумасшедшие люди − они по 50 раз на «Бал» готовы были ходить. После этого меня стали чаще узнавать, начала расти популярность. Сейчас я не работаю в каком-то определённом театре, и у меня есть поклонники, которые во время отсутствия проектов пишут и интересуются, где я, как дела. Есть свой пласт поклонников, и главное − их интерес ко мне спектаклями подогревать, и всё будет круто.
− Мюзикловую аудиторию часто характеризуют не то чтобы как привередливую, скорее как придирчивую. Если мы всё же считаем мюзикл для себя новым жанром, когда люди успели «преисполниться»?
− Я бы связал это с популярностью краудфандинга. Аудитории говорят: «Вы теперь вместе с нами ставите спектакль, вы теперь тоже отчасти постановщики». Люди теряются в гранях, кто они. Сейчас же иногда ещё продаются билеты на посещение закулисья: артисты переодеваются, а зрители ходят и смотрят, артисты на чек вышли − те смотрят. Я не против этого, мне не жалко, но мне кажется, это чуть-чуть сбивает магическую грань «зритель/артист».
− Насколько, по-вашему, важна любовь, о которой все так любят вспоминать, говоря о жанре? Если постановщик мюзикла не сделает ставку на это чувство, как считаете, спектакль будет иметь шанс на успех?
− Миром вообще правит любовь. Если нет, к этому стоит идти. Самое главное, чтобы в спектакле была драматургия, чтобы зрители выходили из зрительного зала хоть чуть-чуть, но другими людьми. Главное в театре − задеть человека так, чтобы он проанализировал свою жизнь и стал лучше или просто почувствовал, «что-то не то происходит», и начал меняться. Короче, должен быть эффект.
Когда я впервые смотрел «Бал вампиров» в 2011 или 2012 году, сидел на втором ряду и точно помню, как плакал. На спектакль меня пригласил Кирилл Гордеев (лауреат театральной премии «Золотой софит», номинант премии «Золотая маска», известен ролями в мюзиклах «Бал вампиров», «Джекилл и Хайд», «Шахматы». − Прим. ред.). Мы с ним потом встречаемся, и он спрашивает: «Ты чё, плакал?». А я на тот момент ушёл из Омского музыкального театра, вернулся работать в столицу, но был не на сцене, а в банке. И вот я сижу в зале, вижу этот огромный дом, который разворачивается, − у меня слёзы градом! Мне хотелось участвовать в этом, мне хотелось масштабности. И ведь случилось же − я работал в «Бале»!
− Мечты сбываются, но проекты, к сожалению, имеют свойство заканчиваться. На какие мюзиклы сегодня, на ваш взгляд, стоит сходить?
− Чтобы я посоветовал? «Ничего не бойся, я с тобой» (12+), «Дама пик» (16+), «Воздух 2112», «Икар» (12+) скоро должен стартовать, и, конечно, познакомьтесь с нашим «Дракулой» и с грядущей одноимённой премьерой компании Creative Lab STAIRWAY.
− Как для себя объясняете такое нашествие вампиров?
− Я сам удивляюсь востребованности, но это мистика, и она интересует. Она всегда про что-то тайное и необычное. Она манит! Посмотреть хоть на Сару (героиня «Бала вампиров». − Прим. ред.): она слышит голос и свалить из деревни хочет. Вот и мы так же, как и она, хотим побыть в этой сказке.
Председатель клуба «Север – Юг» – о том, в чем изначально заключалась идея создания транспортного коридора и какие проблемы есть с реализацией всех его задач.
Кореевед, переводчик – о смыслах творчества южнокорейской писательницы Хан Ган, лауреата Нобелевской премии по литературе.
Главный научный сотрудник ИКСА РАН – об интересах Китая в Арктике, а также о развитии отношений России и Поднебесной в решении вопросов Арктического региона.
Актриса театра и кино – о том, как ей удается совмещать выступления на сцене, работу на съемочной площадке и учебу, а также о том, почему зрителям нельзя отказывать в совместных фото.