Николаю Позднякову 36 лет, и он уже очень многое успел. Он увлекался скульптурой, писал маслом, работал сухой пастелью, а ещё преподавал в школе Анатолия Мовляна. Кроме того, Николай умеет делать мозаику и тесно сотрудничает с храмами как художник и реставратор. В 2018 году в музее «Искусство Омска» состоялась его персональная выставка «Монументальная икона в мозаике». Партнер Евразийской медиагруппы «Омск Здесь» поговорил с Николаем о том, что он стремится передать своим творчеством, чем недоволен в себе, о чём мечтает, а также расспросил о том, что значит для него храмовая эстетика и какое отношение он имеет к памятнику Бухгольцу.
- Расскажите, пожалуйста, немного о себе.
- Я родился в Семипалатинске, в Казахстане. Окончил там школу без понимания, куда идти дальше. Была тяга к рисованию, и буквально в 11 классе я пошёл на курсы при музее изобразительных искусств им. семьи Невзоровых.
- То есть в художественной школе вы не учились?
- Нет. Я походил на курсы год и поехал в Омск поступать в ОмГПУ на худграф. Поступил на ДПИ на платную основу, год проучился, и меня собрались отчислять (смеётся). И я что-то засуетился, начал заново перепоступать на монументально-декоративную живопись и поступил. Очень классный у нас был курс, очень сильный. С педагогами нам тоже повезло: Евгений Дорохов, Александр Соколков, Виктор Ярчук, Виктор Маслов. Под конец учёбы, на 4-5 курсе, мы очень много занимались дополнительно, ходили на рисунок по вечерам, все серьёзно работали. Мы учились в корпусе на Романенко, там очень классные помещения, огромные - делай что хочешь. И жизнь у нас прям кипела.
- Вы художник-график, работаете пастелью. А маслом пишете?
- Маслом тоже пишу, даже думаю, может, направление поменять на масло. Я живопись изначально не очень признавал, потому что, когда учился, увлёкся скульптурой, что-то полепил, даже стал лауреатом выставки-конкурса «Аз. Арт. Сибирь» именно со скульптурой. А после учёбы меня пригласили работать в Школу портрета Анатолия Мовляна, прошёл всю программу и потом там преподавал. Главное, чему меня там научили, - заканчивать работы, не оставлять в «сыром» виде, на худграфе мы до какой-то стадии доводили работу и дальше уже не знали, что делать. После этого я как-то увлёкся живописью и долго ею занимался.
- Что вам ближе: живопись или графика?
- Графикой, сухой пастелью я тоже начал заниматься, когда работал в школе у Анатолия Мовляна. Сначала живопись и графика были 50/50. Рисую французской пастелью Sennelier, она очень сухая, и в работе с ней есть своя специфика. Цветов много, все довольно яркие, поэтому это сразу отражается на работах, они становятся насыщенней.
- А сюжеты какие вам ближе?
- Я предметный художник. Мне интересен не образ даже, а именно красота какого-то объекта, я люблю в этом покопаться. Чаще пишу натюрморты, мне это интересно, плюс они стали продаваться.
- То есть удаётся монетизировать своё творчество?
- Раньше удавалось (смеётся). Я продавал картины, отправлял их в галереи. А сейчас как-то больше работаю для себя. Но если закажут, я рисую.
- Некоторые ваши работы пастелью очень большие для графики. Почему?
- Это был эксперимент: мне захотелось взять большой формат. И я потом только понял, что не стоит так делать с пастелью, потому что это материал не очень долговечный, если его неправильно хранить, он осыпается.
- Вы делаете работы из мозаики. Почему вы выбрали её для себя и долго ли пришлось этому учиться?
- История такая. В студенческие годы как-то раз я приехал из дома, когда ещё не началась учёба, в августе. И мне рассказывают, что у нас кто-то на младшем курсе делает мозаику в храм в Новосибирске. Мы идём, это обсуждаем, и я говорю: «Мне бы туда попасть, я бы хотел этим позаниматься». Проходит буквально неделя, мне звонят ребята, которые делают мозаику, и говорят: «Помоги нам. У нас не хватает людей, мы не успеваем». Я приезжаю, включаюсь в работу. Мы делаем эту мозаику из смальты, они нашли советскую смальту (цветное непрозрачное стекло - прим. ред.). Делаем Богоматерь и образ Спаса на фасад храма. Мы с трудом это монтируем, такие муки, холодно, у нас ещё и опыта нет.
- То есть вы никогда не учились делать мозаику и сразу этот заказ?
- Мы учились делать мозаику в институте на 3-4 курсе, но из керамической плитки. У керамической плитки есть торец, который совсем другого оттенка, как обожжённая глина, его в работе прям видно. А тут смальта и с ней нужно работать совсем по-другому, нужен инструмент, сноровка какая-то, чтобы колоть это всё. В общем, мы сдали объект и получили большой опыт.
Мозаикой творчески заниматься очень сложно, это ремесло тяжёлое. Сложно представить сразу, как будет выглядеть работа. Я постоянно с этим сталкивался.
Потом пошли заказы для других храмов. Через год после начального опыта с одним из ребят, с которыми делали первый заказ, мы делали мозаику для храма в Барнауле - три больших панно - 1,5 метра в диаметре, на фасад. Потом у меня был перерыв в церковной мозаике 7 лет. Но были светские объекты несколько раз.
- Это же требует большой усидчивости.
- Я понял, что это такой медитативный труд. Кажется, что это трудоёмко, а вот садишься, начинаешь выкладывать, и процесс затягивает.
- А там эскиз какой-то набрасываешь?
- Да. Делается либо на картоне, либо делаешь цветной эскиз, распечатываешь его на баннере, накладываешь прозрачную плёнку и работаешь. Это если мы говорим про прямой набор. Это когда есть рисунок, наносишь на него клей и закладываешь этот кусок материалом. Поверхность получается немного неровная, потому что у тессера (то есть у маленького кусочка) меняются углы. А обратный набор - это когда берётся плёнка, материал клеится на неё вниз лицом, потом это всё заливается клеем, переворачивается, плёнка снимается, и получается такая ровная поверхность. Мне больше нравится прямой набор, потому что такая мозаика живая и играет на солнце бликами, как драгоценный камень.
- У вас было уже как минимум четыре заказа мозаики для храмов. Вам близка их эстетика?
- Помимо мозаики меня в храмовое искусство привела реставрация, я реставратор 3-й категории, начальной. Категорию получил, когда закончил работу по реставрации большого объекта, собрал документы, фотографии этапов реставрации, описание всех процессов и отправил в Министерство культуры, там подтвердили результат и выдали категорию.
- И что вы реставрируете?
- В 2013 году работал в Сергиевом Посаде Троице-Сергиевой лавры. Мы реставрировали там всю настенную живопись с XVI по XX век. Именно там я проникся церковной стилистикой, церковной живописью. Уникальный опыт работы с фресками всегда помогает в работе сегодня. В 2016 году мне позвонил из Барнаула отец Георгий, настоятель Иоанно-Богословского храмового комплекса и сказал, что нужно сделать мозаику для нового храма. С тех пор мы сотрудничаем, и количество мозаик растёт.
Я хотел рассказать про ещё один опыт с мозаикой. В 2020 году в Москве шла отделка внутреннего убранства Главного храма Вооружённых сил Российской Федерации. Мне заранее написали, пригласили поработать, я сразу, как смог, поехал, буквально три недели застал, потому что как раз начался ковид. Это грандиозный объект, материал просто рекой лился, смальта обычная, золотая. Я участвовал в создании алтарной многофигурной композиции «Евхаристия», сделал две фигуры. А весь объект в готовом виде так и не успел посмотреть из-за пандемии.
- Вы входите в группу, которая занимается памятником Бухгольцу. За что вы там отвечаете?
- Со скульптором, автором этого памятника, Михаилом Мининым мы очень хорошо знакомы. Полгода назад Миша предложил мне поучаствовать, и я не раздумывая согласился. Вместе с ещё одним скульптором, Михаилом Пешкиным, мы работаем над конной статуей Бухгольца. Проект очень ответственный, это вся команда осознаёт. Сейчас, после трудоёмких подготовительных работ, занимаемся непосредственно лепкой.
- Думаете дальше продолжать заниматься скульптурой или ещё что-нибудь новое хотите попробовать?
- Хочется вернуться к маслу и продолжать пастель и мозаику. А вообще хочется синтез мозаики и скульптуры сделать. Есть интересный конный памятник, если не ошибаюсь, скульптор Коробцов, расположен в Феодосии. Постамент там решён в виде сложенного ковра, который выполнен в мозаике. Смотрится потрясающе. Хочется попробовать сделать подобный синтез, есть свои задумки, я с Мишей Мининым уже разговаривал об этом.
- Что главное вы хотите донести до людей вашим творчеством?
- Я очень ценю композиционные решения в картине. То есть я считаю, что художник, он как режиссёр, как композитор должен уметь расставлять и смысловые приоритеты правильно, и по пятнам её как-то разбивать так, чтобы от неё глаз нельзя было отвести, чтобы картина цепляла зрителя. Я постоянно в поиске, делаю много этюдов, зарисовок, много экспериментирую, чтобы было так. Хочется, может быть, в жанровое что-то пойти.
- Как вы думаете, в чём ваша индивидуальность как художника?
- Я думаю, я могу просто убрать всё ненужное в картине и оставить то, что необходимо для образа или для сюжета.
- Вас никогда не путают с омским художником Никитой Поздняковым?
- Когда я преподавал, ко мне ученики заходят и говорят: «Николай Вячеславович, а что вы выставили? Мы были на выставке, а там Н. Поздняков». Показывают мне картинку, я смотрю, там Никита Поздняков. Я говорю: «Нет, это не моё, это однофамилец мой». Да, было такое (смеётся). А я даже с ним не знаком. Но, говорят, хороший парень.
- Вы не из Омска родом, жили в Питере 2-3 года. Почему вы всё-таки вернулись в Омск? Чем он вам дорог, чем притягивает, что даёт?
- В Петербурге у меня не было никакой поддержки, и ритм там какой-то другой, не как в Омске, мне приходилось снимать квартиру, арендовать мастерскую, и в какой-то момент я уже так устал от этого всего. Мы уехали с женой, у нас к тому времени уже был один ребёнок и второй на подходе. Мы решили, что ненадолго приедем в Омск, я сделаю свои дела, и мы вернёмся в Питер. Было ещё одно важное обстоятельство, мне позвонил мой заказчик из Барнаула, отец Георгий, и говорит: «Я планирую большой объект - 12 апостолов, ростовых, по три с лишним метра фигуры». Это большая квадратура, серьёзный объект. И я всё взвесил и решил на это время вернуться в Омск, он ближе к Барнаулу. Я приехал, и выясняется, что объект не будет таким большим, всё урезается вполовину, но я остался, сделал его, потом следующий, и как-то так остался в Омске.
Я очень люблю Омск, здесь прошло моё студенчество. Мне не нравятся окраины города, я всё жду, может, наша администрация как-то обратит на них внимание и «окультурит» пространство. Мне очень нравится парк 30-летия ВЛКСМ, там поутру бывают очень классные мотивы, какие-то импрессионистические, прямо Клод Моне. Там есть шарообразные ивы и пруд огромный, там здорово, и в этом случае, наоборот, не хочется, чтобы что-то менялось.
- А вы писали там?
- Я всё время хочу там попленэрить, но время не нахожу. Но фотографии сделал, есть у меня пара задумок.
- Чем вы увлекаетесь помимо того, что вы творите?
- Я понял в последнее время, что я люблю периодически уезжать из Омска. Но люблю не просто поехать, а именно в командировку, поехать и поработать. Если такая возможность появляется, то я оставляю все дела и уезжаю. Я так побывал в Крыму. Объект там был, винный парк строился большой, я поработал как реставратор, не особо художественная работа была, но тоже интересный опыт. Тем более хорошее общение, новые люди, новые знакомства, поездки по окрестностям. Я хоть Крым как-то изучил.
- В общем, вы любите путешествовать, но так, чтобы это было связано с работой.
- Я всегда беру с собой этюдник, когда еду в командировку, на выходные выезжаю куда-нибудь и там пишу. У нас уже своя компания есть, мы вместе творим.
- Что для вас выход из зоны комфорта?
- Наверное, какая-то публичность. Мне кажется, в этом мой недостаток - я не умею себя правильно позиционировать, подавать. Мне кажется, если бы я был в этом посноровистей, я бы был успешнее в плане реализации. Но я с этим работаю.
- Что для вас свобода в творчестве и в целом по жизни?
- Свобода - это, наверное, понимание чего ты хочешь, понимание того, что именно твоё. Поэтому ты сразу отстраняешься от всех ненужных вещей и занимаешься именно тем, что тебе интересно. И если это происходит на длительной основе, то это в любом случае принесёт какие-то плоды.
- Какой суперспособностью вы хотели бы обладать?
- Если какой-то практичной, то уметь раздваиваться и успевать больше.
- О чём вы мечтаете?
- Хочется признания. Наверное, каждый художник об этом мечтает. Причём хочется хоть как-то приблизиться к мэтрам, выработать свой художественный язык и стать узнаваемым. Это если говорить о самореализации.
- Что вы больше всего цените в людях?
- Честность и добропорядочность. Не люблю тех, кто идёт по головам. Это для них хорошо, но люди, которые так или иначе с ними сталкиваются, страдают.
- Что для вас счастье?
- Для меня оно как-то перекликается с мечтой. Счастье же испытываешь не постоянно, а периодически и в разные моменты. Бывают моменты, когда, работая над картиной, понимаешь, что работа удалась, вот тогда испытываешь счастье. Можно просто созерцать свою семью, смотришь на них, на своих детей, как они играют в песочнице, бегут куда-то или о чём-то рассуждают, сидя за столом, вот в эти моменты можно испытать счастье, и самое интересное, этот момент невозможно предугадать.
Фото: предоставлены героем публикации
Писатель и педагог – о том, какие темы сейчас освещает литература для подростков и в чем заключается специфика работы в соавторстве.
Балетмейстер Большого театра – о том, почему спектакли нужно ставить, ориентируясь на современное поколение, а также о том, как складывались его отношения с кинематографом.
Заместитель председателя Торгово-промышленной палаты БРИКС – о том, как организация способствует продвижению Индии на мировой арене и об основных ее задачах.
Заведующий сектором ЦА Центра постсоветских исследований Института мировой экономики и международных отношений РАН – о том, какие внерегиональные акторы заинтересованы в развитии центральноазиатских стран.