Формы масонской деятельности

Не все французские масоны были купцами и стремились к закрытости и изоляции. Возьмем пример того же Корберона. Его масонские занятия пересекаются с подготовкой путешествия в Россию, как это показал П. И. Борепэр. Именно в рамках масонской деятельности Корберон познакомился с Иваном Сергеевичем Барятинским, послом России в Париже, и с некоторыми другими русскими масонами, находившимися в Париже. Эти встречи позволили дипломату получить информацию о стране, в которую он ехал, о ее обычаях, получить рекомендательные письма, необходимые для осуществления его миссии. В Петербурге масонство открывает перед Корбероном двери великосветских салонов и вводит его в высшие придворные круги. На церемонию принятия шотландского градуса Корберон идет в компании князя Одоевского, принца Ангальт-Бернбурга и графа де Брюля. Дипломат не упускает возможности рассказать о своем масонском опыте, например на обеде у Измайлова, стремясь заинтересовать своих собеседников. Хотя ему и случается пользоваться масонством в карьерных целях, его интерес к нему кажется вполне серьезным.

Ложа, членом которой Корберон состоял в Петербурге, – zur Verschwiegenheit – иностранная по своему составу. Но атмосфера здесь иная, чем в «Объединении иностранцев» в Москве. Русским вход в ложу не воспрещен, они нередко принадлежат к высшему слою общества, среди них есть влиятельные масоны, например Семен Перфильев, известный масонский деятель, бывший губернатор Петербурга, директор Английского клуба; князь Юрий Трубецкой, высокий армейский чин, компаньон Николая Новикова по Типографической компании; граф Андрей Шувалов, корреспондент и переводчик Вольтера, писатель, в то время предводитель петербургского дворянства; Николай Мордвинов, высокий чин в русском флоте, будущий министр, сенатор, член Государственного Совета; Петр Мятлев, директор Императорских театров, член Английского клуба и т. д. В этой же ложе мы встретим и принявших русское подданство иностранцев, таких как Петр Мелиссино, один из наиболее видных масонских деятелей, в те годы занимавший пост директора Артиллерийского инженерного кадетского корпуса.

В этой ложе членами были и несколько французов, например Демут, вероятно, Филипп-Жан Демут, известный торговец и содержатель гостиницы на Мойке, в которой останавливались многие русские знаменитости. Интерес к масонству был серьезным в этой семье, потому что сын Филиппа-Жана, Пьер, станет позже членом петербургской ложи «Нептун». Среди других французов следует отметить Жана-Жозефа Берлира, преподавателя гимназии Московского университета, который был связан с Семеном Гавриловичем Зоричем (1745-1799), сербским военным на русской службе, бывшим одно время фаворитом Екатерины II. В 1780-х гг. Берлир был секретарем и переводчиком при князе Кантакузене (1763-1841), сыне князя Родиона Кантакузена. Берлир не был чужд изящной словесности: он посвятил Зоричу оду, опубликовал стихи на открытие памятника Петру Великому, сотрудничал в журнале «Российский Меркурий» (Mercure de Russie), литературном периодическом издании на французском языке, которое выпускал в 1786 г. Гальен де Сальморан, в прошлом секретарь Вольтера. Эдм-Жозеф Жоли, который намеревался посетить или посещал эту ложу в 1776 г., был членом нескольких петербургских лож («Астрея», «Молчание» и т. д.). Он серьезно интересовался масонством, потому что не позднее 1774 г. получил диплом «Великой Английской Ложи». В 1774 г. Жоли был библиотекарем у Федора Григорьевича Орлова (1741-1796), брата фаворита, генерал-аншефа, президента одного из сенатских департаментов, а в 1780-х гг. стал книгопродавцем. Мы не знаем, кем был Франц Флоридор, если только речь не идет об Анри Флоридоре, настоящее имя которого было Эмгард де Леттенберг. Флоридор был в то время инспектором французской театральной труппы, его лично знала императрица; это был усердный масон, который принимал участие в работе и другой петербургской ложи – Mildthat¨ igkeit zum Pelikan. Другими словами, речь идет о французах не чуждых литературы, искусства, связанных с русскими или иностранными аристократами, которые являлись их покровителями и/или работодателями.

А вот пример ложи, в которой доминирует русский элемент. Речь идет о московской ложе «Клио», основанной в 1774 г., то есть современнице «Объединения иностранцев». Она подчинялась «Великой Английской Ложе» и приняла систему Елагина. В 1774 и 1775 гг. в ней был 51 член, среди которых немало представителей русских аристократических семей: Апраксины, Голицыны, Гагарины, Долгорукие, Волконские, Одоевские, Трубецкие, Урусовы… Некоторые занимали важные посты: Иван Бахметьев, житель Петербурга, был во главе Английского клуба столицы; князь Василий Долгорукий был военным в высоких чинах; князь Михаил Голицын – бригадиром; Сергей Салтыков, бывший фаворит Екатерины и русский посланник в Гамбурге, генерал-лейтенантом; Петр Урусов позже стал прокурором Московской губернии. Большинство русских членов этой ложи – военные среднего и даже низкого ранга. «Клио» дает нам пример некоторого демократизма в организации масонской деятельности.

Среди членов этой ложи несколько иностранцев. В целом в ложах, в которых иностранцы доминируют, французы присутствуют в весьма незначительном количестве: в крупных ложах этого типа их число редко превышает 5 процентов от общего числа иностранных членов. В ложах с русской доминантой, французов, в сравнении с прочими иностранцами, как правило, больше. В «Клио», если судить по именам, из 11 или 12 иностранных членов 5 или 6 были французами.

Кто эти французы? Франсуа Казье был офицером польской службы, затем стал майором в русской армии, то есть это человек того же круга, что и большинство членов этой ложи. Но он увлекался литературой: в 1786 г. он принимает участие в работах Литературного общества Российского Меркурия, пробует себя в переводе и выпускает в 1786 г. французский вариант комедии Екатерины II «Обманщик», в которой высмеивался Калиостро. Масоны Берар и де ля Розьер – это, возможно, один и тот же человек, Берар де ля Розьер, родом из Страсбурга, торговец в эти годы. Пьер Дюмулен, родом из Лиона, на протяжении нескольких лет был помощником в физическом кабинете при профессоре физики Московского университета, где также занимал место механика. Он жил на широкую ногу, имея в 1766 г. в Москве свой дом, в котором сдавал комнаты. Оратором ложи был некий Жан Сен-Николя, скорее всего это Жан-Годфруа де Сен-Николя, занимавший одно время место профессора французского языка в «синтаксическом классе» Московского университета, автор нескольких торжественных речей, прозвучавших на университетских праздниках. Сен-Николя вероятно общался с русскими литературными кругами, о чем свидетельствует его стихотворное послание, переведенное в 1775 г. на русский язык Сумароковым, который тоже был масоном.

Это открытая ложа, чью национальную и социальную неоднородность трудно не заметить. Французы, участвующие в ее работе, состояли или состоят на русской службе, военной или гражданской, некоторые интересуются литературой. Только Берар де ля Розьер, как кажется, не вписывается в эту картину, поскольку речь идет о купце. Но его торговля была особенной: в 1785 г. он продавал картины, написанные иностранными художниками, его клиенты принадлежали к дворянскому кругу, который и составлял костяк этой ложи. Эти несколько примеров указывают на то, что участие французов в работе той или иной ложи можно в какой-то степени объяснить их запросами, их социальной стратегией, которые вели к общению с представителями русского общества, прежде всего дворянского, или, наоборот, к закрытости и обособлению с целью лучше сохранить свою национальную идентичность.

Однако более детальный анализ списков покажет, что не все так просто, как это может показаться с первого взгляда. Уже упомянутого Жана Казье мы встретим и среди членов «Объединения иностранцев». Возможно, что он участвовал в работе обеих лож, что отвечало разным запросам: он был сторонником французской «колонии», но находил при этом интерес в общении с представителями русского дворянства, а, может быть, и подумывал о возможностях и выгодах более решительной интеграции в русское общество. Его поступление на русскую службу можно расценивать как шаг в этом направлении.

С другой стороны, необходимость придать собраниям ложи полупрофессиональный характер не вела непременно к такой закрытости, которую можно наблюдать в случае «Объединения иностранцев». Образованная в Петербурге членами Coeurs reu´ nis («Соединенных сердец») из Монпелье ложа La Reu´ nion des E^´lus du Nord («Объединение Избранников Севера») может считаться открытой ложей. Это одна из редких лож, в которых доля русских и иностранцев сопоставима: 6 русских членов и 5 иностранных – все французы. Некоторые родились в Монпелье как братья Кюрто и, возможно, Жан-Батист Прево, что и объясняет основание ложи «Соединенных сердец». Возможно, что для этих масонов и приезд в Россию был связан с их масонской деятельностью, как это было без сомнения с Эразмом Пенсемайем. В этой ложе виден ее профессионально-корпоративный характер, ведь ряд ее членов – Жан-Поль и Пьер-Поль Кюрто, Жан-Жан Крампен, Жан-Юг-Луи Шарьер, а возможно, кто-то еще – были преподавателями Сухопутного шляхетного кадетского корпуса. Во всяком случае, все или почти все – военные. В отличие от «Объединения иностранцев» члены ложи были «Соединенных друзей» в Петербурге в 1810-е гг.

Возьмем в пример еще одну ложу, L’E´galite´  («Равенство»), действовавшую в Петербурге с 1774 по 1777 г. Это в основном русская по составу ложа: из 55 членов, по-видимому, только 5 были иностранцами, из них 3 – французами. Лесаж – это, вероятно, артист, приехавший в Россию в 1741 или 1742 г. с труппой Ж.-Б. Дюкло, которая работала многие годы при русском дворе под руководством Де Сериньи. Он собирался покинуть Санкт-Петербург в 1760 г., но, возможно, остался. Возможно, что Шарапант – это Жан-Батист-Жюд Шарпантье, преподававший в Академии наук в Петербурге, автор русской грамматики. Заметим, что некоторые русские члены этой ложи учились за рубежом или совершали поездки за границу, воспитывались французскими гувернерами (как это было с А. Ю. Нелединским-Мелецким). Предположим, что французу было нетрудно войти в русскую ложу, подобную этой, в силу галломании, которая царила среди многих русских дворян в век Просвещения.

Известно, что некоторые члены немецкой колонии в России поддерживали тесные отношения с русскими просвещенными деятелями, которые в это время нередко были масонами. Напомним один хорошо известный пример. В 1760-1770-х гг. переплетчик Академии наук Вильгельм Конрад Мюллер (или Миллер в России) начинает постепенно развивать книжную торговлю и издавать книги. По некоторым сведениям, Миллеры – и отец, и сын – были масонами. В 1773 г. они основывают с Николаем Новиковым «Общество, старающееся о напечатании книг» (закрытое в 1774 г.). Среди клиентов Миллера были известные масоны Иван Елагин и Александр Сумароков. Сотрудничество русских и немцев основывается на общности масонских и издательских интересов, которые тесно связаны в масонском проекте Николая Новикова. В это время французские книготорговцы почти не занимаются издательской деятельностью. Не по этой ли причине их пути никак не пересекаются с такими переводчиками и издателями из масонов, как Новиков, Чулков, Гамалея, Иван Тургенев, Шварц и др.?

В 1793 г. князю Прозоровскому, генерал-губернатору Москвы, было поручено наблюдение за французской католической церковью Святого Людовика и ее прихожанами. Некоторые члены этого прихода были в прошлом членами ложи «Объединение иностранцев». Напомним, что тот же Прозоровский ведет в 1792 г. расследование деятельности Новикова и его круга. По стечению обстоятельств масоны новиковского круга не поддерживали отношений с французскими масонами, ориентируясь прежде всего на Германию и считая французскую систему баловством.

О многих французских масонах, совершивших путешествие в Россию, мы не располагаем почти никакой информацией, позволяющей нам говорить об их масонской деятельности в России. Это касается не только уже упомянутого Теодора-Анри де Чуди, но также Абеля Бюржа, протестантского пастора из гугенотов, родом из Пруссии, автора мемуаров, или принца Шарля-Жозефа де Линя и многих других, менее известных. Некоторые французы, приехавшие в Россию в царствование Екатерины II и Павла I, зарекомендовали себя на масонском поприще позже, в начале XIX в. Их деятельность отвечает в большей степени открытому и космополитичному характеру масонства. Многие из них принадлежат к миру науки, как Луи-Бартелеми Карбонье, имевший высокий чин в русских инженерных войсках, или к миру музыки, как Оноре-Жозеф Дальмас, издатель крупного музыкального журнала в России, или армии, как Шарль Оде де Сион, преподаватель Пажеского корпуса.

- - -

В царствование Екатерины II большое число масонских лож в России было построено по «национальному» принципу: в них преобладали либо русские масоны, либо иностранные. Некоторые ложи были, возможно, совершенно закрытыми. Эта тенденция противоречит открытому характеру спекулятивного масонства.

Хотя ложи с «национальной» доминантой кажутся скорее правилом, чем исключением, закрытые ложи, такие как «Объединение иностранцев», были, конечно, исключением. И атмосфера, и состав более открытых лож весьма отличается. Закрытые ложи состоят, например, из иностранных купцов или, в исключительных случаях, ремесленников (как «Шотландская императорская ложа»), в то время как более открытые ложи привлекают как русских дворян, так и иностранцев, принадлежащих к дипломатическим кругам, к миру искусства, науки или литературы, а также армейских офицеров.

Эта оппозиция отражает, как нам кажется, разницу стратегий этих иностранцев. Купцы ревниво заботятся о сохранении своего национального самосознания и нередко близко к сердцу принимают идею организации французской «колонии». Отношения между иностранными и русскоязычными купцами в Москве в то время были натянуты, русские купцы воспринимали иностранных коллег как угрозу своим интересам. Иностранцы на русской службе, как и те, кто трудились в области искусства или образования, находились в ином положении, поскольку их русские коллеги редко воспринимали их как своих конкурентов.

Среди иностранных лож самые закрытые представляют собой своего рода корпоративные объединения. Это явление мало изучено, оно является выражением ассоциативных традиций, которые иностранцам было трудно реализовать в Российской империи, где власти с подозрением смотрели на любое объединение, ускользающее из-под их контроля. Вероятно, по этой причине иностранцы используют в своих целях разрешенные формы собраний: «английские клубы», масонские ложи или церковные приходы. Французская церковь Святого Людовика, основанная в Москве в 1790 г., стала излюбленным местом встреч значительной части французов, проживавших в старой столице. Губернатор Москвы князь Прозоровский сравнивал этот приход с таверной, в которой дают есть и пить и где читают газеты.

Но различие между «открытыми» и «закрытыми» ложами следует проводить со всей осторожностью. Действительно, есть самые разные схемы организации лож: они могли быть «национальными», закрытыми и профессиональными (как La Reu´ nion des Etrangers), полуоткрытыми и профессиональными (как La Reu´ nion des Elus du Nord) или обращать особое внимание на положение своих членов в обществе (La Parfaite Union).

Французов, как правило, было немного в масонских ложах в России. Но их доля в «русских» ложах была нередко велика сравнительно с долей других иностранцев. Позволительно увидеть в этом скорее дань времени (французское влияние в России достигает своего апогея), чем результат деятельного участия французов в строительстве масонских лож, хотя пример ложи La Reu´ nion des E´lus du Nord, кажется, доказывает обратное. Некоторые из смешанных лож, в которых работают и русские и иностранные масоны, без сомнения, становятся местами интенсивного межкультурного обмена. Но сам механизм этого обмена должен стать предметом тщательного исследования. Некоторые свидетельства позволяют предположить, что он далеко не ограничивался масонскими практиками.