Как державы заключили договор-долгожитель? Почему свой первый государственный визит Си Цзиньпин совершил именно в Москву? И благодаря чему Россия и Китай добились лучших отношений за всю историю? В новом выпуске совместного проекта международной сети TV BRICS и ГАУГН «БРИКС: в зеркале времен», посвященном взаимоотношениям России и Китая в XX веке, Андрей Волынский, старший преподаватель кафедры стран Восточной Азии Восточного факультета Государственного академического университета гуманитарных наук (ГАУГН), рассказал о факторах, повлиявших на налаживание стабильных связей постсоветской России с Китаем. Проект поддержан грантом Минобрнауки России в рамках федерального проекта «Популяризация науки и технологий».
– Не секрет, что в первые постсоветские годы Россию лихорадило как в экономике, так и в политике. На этом фоне отношения с Китаем стали отличаться невиданной ранее стабильностью. С чем это было связано?
– Это было связано с целым рядом факторов. Во-первых, просто с некими рациональными соображениями и с нашей стороны, и со стороны китайских партнеров, которые нам подсказывали, что мы находимся в сложном мире, мы находимся в сложной ситуации. Распад Советского Союза мы все переживали вместе: для Китая это тоже был удар, потому что КНР все же страна коммунистическая, с правящей коммунистической партией. Китайское руководство, как многие полагают, даже опасалось, что события 1991 года волной докатятся и до устойчивости китайского государственного строя. Нам нужно было выживать в этом мире, надо было заново себя искать, им нужно было себя искать, и это был хорошее основание для взаимоотношений.
Соответственно, второй фактор – это все же территориальная близость, и в значительной степени хорошие отношения обусловливались трансграничным сотрудничеством и партнерством. В том числе и на уровне простых человеческих отношений.
Следующий, как мне кажется, фактор, – это фактор близости китайских элит к нашим элитам, потому что на тот момент многие представители китайских властных элит обучались в России, проходили стажировки в нашей стране. Соответственно, это предполагало некую близость.
И, наверное, последний фактор – ценностный. В 1990-е годы (можно даже сослаться на работу Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории») предполагалось (и это казалось неким таким глобальным мейнстримом в международных отношениях), что, условно, некая западная либеральная модель победила. Победила, доказав свою большую эффективность, потому что ее единственным глобальным оппонентом была коммунистическая модель, это была модель социалистических государств, а тут внезапно Китай приступает к реформам, которые на Западе воспринимаются как рыночные. Советский Союз и вовсе прекратил свое существование. То есть это был такой глобальный ценностный вызов, казалось бы, что и Россия, и КНР должны в этот новый – глобальный, некий такой либеральный – мир вписываться, а это связано с целым набором в том числе политических требований, которые выдвигались и в сторону Китая, и в сторону Российской Федерации. Со всем тем, что предлагалось, было сложно согласиться.
Российско-китайское сотрудничество изначально строилось на основании доверия, на основании того, что мы все же в некой политической реальности говорим на одном и том же ценностном языке. В 2001 году произошло довольно значимое историческое событие – Россия и Китай подписали договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве.
– Что стоит за этим красивым названием? Неужели этот договор настолько хорош, что через 20 лет его решили переподписать?
– Договор действительно хороший: он предполагал некие универсальные формы сотрудничества, которые устраивают и нашу, и китайскую сторону. Более того, в него изначально закладывалась возможность автоматического переподписания, автоматического продления. Соответственно, значимость этого договора можно охарактеризовать даже фразой министра иностранных дел Сергея Лаврова, что именно этот договор действительно создал такие институциональные условия для долгосрочного стратегического сотрудничества. В рамках соглашения уже позже создавались механизмы по регулярному обмену, по регулярному сотрудничеству, механизмы обмена экономической информацией.
Все это действительно на уровне ведомственных взаимодействий развивалось благодаря данному рамочному, по большому счету, договору.
– Перейдем к 2013 году, когда в КНР был избран Си Цзиньпин. Его первый государственный визит был как раз в Москву. Какой импульс нынешний лидер Поднебесной придал российско-китайским отношениям?
– Это был важный политических жест, благодаря которому председатель Си показал некий приоритет внешнеполитического вектора развития Китая. И уже впоследствии Си Цзиньпин очень много раз говорил о том, что сотрудничество с Россией – это действительно глобальный стратегический выбор. Для китайского государства он обусловлен историческими обстоятельствами.
Относительно первого визита: Си приехал в Москву, прочитал лекцию в МГИМО, и, как многие полагают, именно на этой лекции он впервые структурировано артикулировал концепцию сообщества единой судьбы человечества – ту некую рамочную идеологическую конструкцию, которая определяет взгляд современного Китая на геополитику, на мир и так далее.
Вкратце суть этой концепции в том, что мы – глобальная деревня, уровень сотрудничества между странами на земном шаре достиг высочайших величин. И важно понимать, как говорил Си Цзиньпин, что, условно говоря, какая-то часть меня находится внутри тебя, какая-то часть тебя находится внутри меня. Да, мы можем быть разными, у нас могут быть разные ценности, разные взгляды на политическое устройство, но мы живем в одном мире. От того, как мы координируем, зависит будущее человечества, климатические изменения и так далее. Важно в данном случае понимать, что у каждой страны есть свои национальные интересы, есть право их отстаивать, есть право их продвигать. Вот именно это, разумеется, имеет отражение в отношениях Китая с современной Россией, потому что де-факто (и в разных документах это всегда подчеркивается) мы уважаем взаимные интересы друг друга. И российская сторона, и китайская сторона в данном случае видят некий глобальный мир, некие международные отношения примерно единым образом.
Мы выступаем против, условно, монополизации возможности навязывать новому международному праву в одностороннем порядке некие санкции. Сегодня в нашей стране все чаще говорят о политике поворота на Восток, которую провозгласил Владимир Путин.
– А что означает эта на практике и как такая политика отражается на развитии связей России и Китая?
– Прежде всего, конечно, поворот на Восток – это не только поворот к Китаю. Это поворот и к огромному количеству других стран, которые мы относим к некоему глобальному макрорегиону Восток. В том числе это обращение и к старому советскому наследию, связям, контактам. В отношении Китая это, безусловно, выражается в повышении уровня экономического сотрудничества, повышении уровня политического сотрудничества, сотрудничества в сфере безопасности и так далее.
Если говорить об экономике, то мы все с вами можем выйти на улицу и увидеть рекламу китайских брендов, и доверие наших потребителей к китайским брендам растет, товары становятся привычными нам. Одновременно с этим и российские товары тоже выходят на китайский рынок. Кому-то удается найти успех на китайском рынке, кому-то нет, но тем не менее процесс идет.
Уровень нашего экономического сотрудничества по цифрам, конечно, еще не дотягивает до того, чего бы нам всем хотелось. При этом в неких поставленных намеченных целях мы идем, я бы сказал, по графику, потому что до уровня того товарооборота, который наши лидеры договорились достичь к 2024 году, нам осталось совсем чуть-чуть – маленький шаг, и этой заявленной и планируемой величины достигнем.
Безусловно, Россия – это не крупнейший торговый партнер Китая, но мы в последний год вошли в топ-10 торговых партнеров КНР. Если же говорить с точки зрения российской статистики, то для нас, конечно, Китай – крупнейший торговый партнер.
– Как бы вы оценили развитие российско-китайских культурных связей, на каком уровне они сейчас находятся?
– Если говорить о государственных неких культурных связях, то есть Китайский культурный центр в Москве, Русский культурный дом в Пекине. Безусловно, и уровень развития этих отношений высокий, но, мне кажется, в данном случае важнее другой пласт – достигнуть объективной близости между странами, интенсивности контактов между людьми. Есть разные цифры по статистике, но китайских студентов в России учится порядка 40 тысяч. Опять же Минобрнауки говорит о 20 тысячах российских студентов, изучающих у нас в РФ китайский язык на совершенно различных направлениях. У нас на факультете есть китайский разговорный клуб, благодаря которому действительно налаживается реальные человеческие отношения между российскими и китайскими студентами. Они вместе собираются, обсуждают какие-то проблемы, которые их реально беспокоят. Благодаря этому, я думаю, как раз настоящее, живое культурное сотрудничество и вырастает.
Светлана Кукава