В чём отличия русского театра и китайского, российской школы и бродвейского подхода? Реально ли сделать шоу в жанре мюзикла, используя только голос? На эти и другие вопросы корреспондента сетевого издания «Омск Здесь», партнера Евразийской медиагруппы, ответил артист Евгений Кириллин, известный своими ролями в постановках «Шагреневая кожа» (12+), «Икар» (12+), «Ничего не бойся, я с тобой» (12+), и «Орфей» (6+).
– Евгений, мюзикл для вас – какие три внутренних состояния?
– Вокал, танец, актёрство. Да, это тот самый список умений синтетического артиста, но это всё у нас внутри. Так что если три состояния, то только такие.
– Это касается больше техники, а если мы говорим про чувства?
– Русские артисты вообще всё через себя пропускают. Всё! Так что выбирать я тоже не могу. (Смеётся.) Могу лишь сказать, что у нас сильная драматическая театральная школа. Возможно, кто-то обладает какой-то секретной техникой и эмоционально не затрачивается, но я в это несильно верю. Есть такой пример: моя жена ездила с гастролями «Анны Карениной» в Китай, она была в роли Карениной. После спектаклей к ним подходили актёры, которые играли этот мюзикл на китайском языке. Они настолько прониклись, что восхищались: «Насколько вы каждую мелочь отрабатываете на сцене! Мы столько эмоций не затрачиваем – очень круто!». Такая вот «чувственная» особенность у нас.
– Мюзикл – жанр, в котором типаж может сильно повлиять на карьеру артиста?
– Как нам говорили в институте: сначала ищут подходящий голос, потом внешность. Правдой это оказалось 50/50. Это во многом от кино заимствовано: как режиссёр ты ищешь нужный типаж, и даже если подходящий человек не очень хорошо поёт, берёшь его и вытягиваешь, доучиваешь. Общая картинка в любой ситуации должна быть идеальной. В мюзикле сейчас так же. Да, не все драматические актёры могут спеть, как актёры музыкального театра.
– То есть по-хорошему всё шоу можно сделать с помощью голоса?
– Слушай, я как-то чуть было не поучаствовал в мюзикле в темноте. Площадка была полностью для незрячих: везде темнота и чисто на воображении всё работает. И тем не менее всё понятно! Музыка, песни – всё отыгрывается голосами, а у тебя в мыслях появляются уже свои картинки.
– Какое место в культуре, по-вашему, сегодня занимает мюзикл?
– Он ещё пытается прижиться в России. Слово не наше, все привыкли к музыкальным спектаклям. И называть их так и делать именно их. Поэтому слово, может, мы и меняем, а суть меняют далеко не все.
– Как считаете, может, тогда перспективнее не менять сознание общества и перекраивать работу театров под мюзиклы, а работать над качеством и актуальностью старого формата?
– Мюзикл уже настолько раскрутили, что обратного пути нет.
– Что вас самого привело к мюзиклам?
– Я в энергетическом учился. (Смеётся.) Прямая связь, правда? Меня во время учёбы позвали в театральную студию МГУ, где ребята мюзиклы ставили, пообщался с ними, и, что называется, «поехало». Познакомился тогда с творчеством композитора Эндрю Ллойда Уэббера. Короче, у меня была детская мечта – быть на сцене, – но в театральный пойти после школы я сразу не решился, поэтому пошёл на энергетика. Получил первое образование и подумал: «Если с первого раза в ГИТИС поступлю, значит, надо всё-таки осуществить мечту». Я пошёл просто и подал документы. Поступил. Это были лучшие четыре года моей жизни.
– Чему на факультете учили в первую очередь?
– Пониманию себя, раскрытию себя, расслаблению. У нас как считается: российский театр начинается с партнёра, а по американской системе ты должен быть на сцене спокоен. Если ты не будешь «запариваться», то все эмоции будут нужными, и наигрыша просто не будет существовать.
– Как у вас с этим видом дзена?
– Бывает, что-то выбивает. Но спустя некоторое количество отыгранных спектаклей к нему получается прийти. Премьера – ты волнуешься, ты ещё «выигрываешься». В МДМ работаю в «Ничего не бойся, я с тобой». До премьеры у нас было семь спектаклей. Такое превью – это практично: мы показываем результат работы, смотрим на реакцию зрителя и до премьеры успеваем внести правки. Но это бродвейская практика.
– А как вам такая практика, что шоу идёт каждый день? Чтобы жанр мог развиваться, мюзикла должно быть много?
– Главное – качественного. И у зрителя должен быть выбор: нельзя забывать, что он тратит деньги. И мы должны делать так, чтобы человек шёл в театр и понимал, что всё потрачено не зря. И при этом вынес из зала что-то очень важное для себя, чтобы он смог задать себе вопросы, ответы на которые могут что-то поменять в его жизни. Что касается ежедневности, это удивительно, что два года подряд у нас полные залы. Людям понравилась история, мюзикл смотрится на одном дыхании, он весёлый, музыкальный, динамичный, танцевальный.
– Какой у вас там любимый номер?
– Мой любимый номер сняли. (Смеётся.) У нас (капитана и моряков) там был «Мажорный рок-н-ролл». Клёвый номер был, мы с парнями отжигали, трюки делали. Я тоже в стороне не стоял, зажигал как мог. (Улыбается и поднимает бровь.) Но прошло две недели с премьеры, и номер убрали.
– Почему? Люди же вроде любят номера а-ля «танцуют все»?
– С номерами прощаются по разным причинам: не вписывается в сюжет или не двигает сюжет. Лучше же отпустить людей на три минуты раньше, чем получать отзыв «затяну-у-ули».
– Мы с вами сейчас за кулисами «Выходных мюзикла», как вам этот проект?
– Давно пора было это придумать!
– Артисты здесь порой пробуют новый для себя материал в блоках западных проектов. Вы выходите в блоке & Juliet с финальным Can't Stop the Feeling! Но, если не ограничиваться, огненная ария, которую бы хотели попробовать на себе?
– And I Am Telling You I'm Not Going. В мужском исполнении это может прозвучать очень удивительно. А мюзикл – это жанр для неожиданностей. Здесь реально можно столкнуться с чем угодно!
– Вы выходите в главной роли в мюзикле «Шагреневая кожа». Часто говорят, что главный вопрос спектакля: «Какова цена желаний?». Евгений, чего стоит мечта?
– Пять лет в техническом вузе. Вот мне 32 года, 8 лет я работаю в мюзиклах и кайфую. Я открыт для новых проектов. Это такой кайф – изменить свою жизнь одним решением! Понятно, что страшно, но нужно понимать, что ты станешь счастливее. Действительно, нужно однажды сказать чему-то нет, чтобы по-настоящему отпустить себя и дать простор свободе. В любом случае лучше делать и сожалеть, чем кусать локти.
– Вы, кстати, так и не сказали, какой тогда мюзикл ставили в МГУ?
– Авторский. Математики, кибернетики и программисты оказались настолько творческими, что стали и композиторами, и режиссёрами в той постановке. Они, кажется, даже альбом потом записали. Они делали качественный продукт на свою аудиторию.
– А что вам понравилось в том проекте? О чём он был?
– Мне понравилось, что я был в главной роли. (Улыбается.) От окружения часто слышал, когда думал о театральном: «Не получится у тебя», «Я не поступила, и ты не поступишь», «Не получится, это же сложно, не мечтай». Если можешь, если хочешь, если есть большое желание, то надо просто чуть-чуть потрудиться, и всё получится. Любая мечта осуществляема.
– А не получается ли, что математики и энергетики (люди с образованием точным и системой науки в голове) как будто бы идеально подходят для работы с мюзиклом, считающимся жанром максимально чётким и точным? Таких же людей в творческих профессиях действительно много. Один только «Икар»: вы – энергетик, Евгений Егоров – математик по образованию.
– Не, ну талантливые люди талантливы во всём. (Смеётся.) Я это себе так объясняю. Знаешь, а может, нас, тех, кто не верит в себя и не с первого раза решается ступить на свой путь, действительно много. Удивительная штука – жизнь.
Виктория Абзамилова
Фото: Юлия Губина
Писатель и педагог – о том, какие темы сейчас освещает литература для подростков и в чем заключается специфика работы в соавторстве.
Балетмейстер Большого театра – о том, почему спектакли нужно ставить, ориентируясь на современное поколение, а также о том, как складывались его отношения с кинематографом.
Заместитель председателя Торгово-промышленной палаты БРИКС – о том, как организация способствует продвижению Индии на мировой арене и об основных ее задачах.
Заведующий сектором ЦА Центра постсоветских исследований Института мировой экономики и международных отношений РАН – о том, какие внерегиональные акторы заинтересованы в развитии центральноазиатских стран.