Студенты и выпускники ГИТИСа отметят предстоящий День России весьма интересной премьерой – артисты впервые представят московской публике старинную трагедию Якова Княжнина «Росслав» в формате спектакля-читки.
Постановку нельзя назвать читкой в чистом виде – это, скорее, своеобразный театральный гибрид чтения по ролям, мизансцен и музыки. На столь рискованный эксперимент, в котором предстояло соединить сложный текст еще допушкинской эпохи, классические музыкальные композиции и современное драматическое видение, решилась режиссер, студентка ГИТИСа Анна Штукатурова. Для того чтобы реализовать свою задумку, она привлекла как уже состоявшихся актеров – выпускников ГИТИСа, так и студентов. Премьера читки «Росслава» состоялась в этом году на научно-творческом Арзамас-форуме «Культура российских регионов».
Издание «Евразия сегодня» пообщалось с режиссером «Росслава» и выяснило, почему перенести трагедию Княжнина на сцену оказалось делом непростым и что побудило режиссёра поставить столь сложный творческий эксперимент.
– Начнем с самого, пожалуй, главного вопроса: почему в качестве материала для спектакля было выбрано не вполне «театральное» произведение?
– Для меня это тоже было неожиданно. Поставить «Росслава» – это идея нашего ректора, Григория Анатольевича Заславского. Он очень хорошо знаком с этим произведением, даже писал по нему диссертацию и выпустил несколько научных статей.
А поводом стало большое мероприятие, которое состоялось в феврале этого года, – Форум «Культура российских регионов». Он был посвящен искусству провинции 17-18 веков. Это совместный проект Института искусствознания, ГИТИСа и Министерства культуры. И у Григория Анатольевича родилась мысль сделать спектакль именно под это мероприятие, что он мне и предложил.
Когда мы впервые прочитали «Росслава», мы все были немножко в ужасе. Потому что допушкинский текст – это непростая вещь. Это и не античная драматургия с античным слогом, и не привычный нам стихотворный слог. Но отказываться не в моих принципах, я этот вызов приняла, поскольку считаю, что всегда надо пробовать что-то новое и неожиданное, стряхнуть с себя пыль.
– Почему вы решили выбрать формат читки-спектакля, то есть это и не читка в чистом виде, но и не спектакль?
– Мне изначально поставили задачу так, что это должна быть читка – артисты сидят на стульях на авансцене и читают текст. Но если читать такие тексты, сидя на стуле, то зритель уже через 10 минут будет спать. Это очевидно. Стало понятно, что в текст надо добавлять естественные физические действия, динамику. Поэтому остановились на таком совмещенном формате.
И, надо сказать, что такой формат давно существует, такое направление читок в России открыл Сергей Васильевич Женовач, еще начиная с «Битвы жизни», которую он поставил в СТИ (Студия театрального искусства – прим. ред.). У меня было очень конкретное понимание, что эти тексты без действия, без дополнительного внутреннего актёрского и режиссёрского подключения будет невозможно слушать. Поэтому изначально была задача представить «Росслава» как читку. Ну а то, во что я ее превратила, – это была уже моя затея.
– В «Росславе» есть и музыка, и костюмы, и реквизит. Но все это не привязано ко времени, которое описывается в произведении.
– Да, все, во что одеты ребята, – это стилизация. Поскольку привязываться к эпохе, ко времени, к месту очень сложно. Яков Борисович Княжнин – драматург непростой. В его время еще не существовало известных нам сегодня законов драматургии, как, например, «единство времени, места и действия». Поэтому в пьесе перемешаны времена, страны и персонажи. Идёт речь про полчища сарматов, которые напали на Стокгольм. А сарматы – это кочевые племена, которых уже не было в IV веке н. э. При этом вся история происходит в Стокгольме 1523 года, как раз после «кровавой бани» (массовая казнь еретиков, состоявшаяся 8-10 ноября 1520 года в Стокгольме по приказу датского короля Кристиана II – прим. ред.). И тиран Христиан, и Густав – это абсолютно реальные персонажи, которые и существовали в тот период.
Что касается Росслава, князей Любомира и других персонажей, это очень спорный момент, к какому времени принадлежат эти русские представители. Мы на эту тему разговаривали с историками. Кто-то склоняется к тому, что это 18 век, кто-то относит их к периоду до 16 века. Поэтому, когда ставишь историческую вещь и хочешь сделать её костюмированной, то нужно соблюдать эпоху. Так что ввиду неоднозначности произведения мы решили сделать абсолютную стилизацию. Из реквизита у нас – только пюпитр и маленький кинжал.
А что касается музыки, это было отдельное приключение. Изначально у меня было совсем другое решение, как ее использовать. Но когда мы с ребятами собрались на первую читку, я поняла, что те решения, которые сложились в моей голове, не будут работать. И в процессе читки я поймала себя на том, что эти тексты очень похожи на оперное либретто. Потом выяснилось, что такое ощущение возникло не только у меня. Так что было принято решение делать музыкальную историю. Я подключила своего коллегу, режиссера музыкального театра Владимира Билыка.
У нас было очень мало времени, около трех недель. Текст был сложным, мне приходилось много работать с актерами, поэтому Володя сам подобрал очень правильную музыку, которая туда легла лучше всего. Мы выбрали композиции двух авторов – Арканджело Корелли и Игоря Стравинского. Их музыка прекрасно отразила и тему двух стран, и тему антагонистов, и тему любви. И таким образом у нас получилась превратить постановку в полноценный спектакль. Как говорится, все звёзды сошлись и по сей день продолжают сходиться. Мы сейчас репетируем, восстанавливаем спектакль. И делаем это с огнем, с любовью к этому материалу, друг к другу. Мы испытываем радость от репетиций, и даже дома можем разговаривать текстами Княжнина – настолько они западают в душу.
– У вас есть такое необычное решение, как перепад высот: кто-то из актеров буквально встает на специальные помосты. Это что-то символизирует?
– Это много что символизирует, в том числе и статусность некоторых персонажей. Но во многом это было сделано для того, чтобы добавить динамики, действия тексту. Потому что слог Княжнина очень непростой, и на нем можно легко «рассидеться». Конечно, пьесу мы сократили и довольно сильно, потому что изначальная читка могла растянуться на три с половиной часа. Мы выбрасывали иногда целые сцены, оставляли только самое ключевое. А для большей динамики были придуманы перепады высот. Такое решение предложила моя бывшая однокурсница, режиссер и художник Настя Романцова, мы с ней очень часто работаем в одной связке, она очень талантливый человек. И мы решили, что разделение пространства на три части и использование перепада высот будет самым правильным решением для этой постановки.
К тому же я не люблю, когда на сцене много сценографии. Я все-таки больше придерживаюсь философии «пустого пространства» Брука. Я люблю пустую сцену, потому что люблю работать через артистов, чтобы зритель через артистов понимал, где он находится, что с персонажами происходит. Поэтому у меня минимализм на сцене, в музыке и костюмах. И тогда это не отвлекает зрителя от сути истории.
– Минимализм на сцене всегда возлагает большую ответственность на актеров. Уже невозможно опереться на какие-то красивые декорации, как на костыль. Как сами актеры восприняли этот опыт?
– Для артистов такой опыт всегда сложный: нечем прикрыться и негде соломку подстелить. Но артисты, которые задействованы в спектакле, – профессионалы. Я решила в этом спектакле пойти еще на один эксперимент и сделать творческую компиляцию. У меня есть и профессиональные артисты, которые не один год работают в театре (они также являются выпускниками режиссерского факультета ГИТИСа), есть и студенты. И профессиональные артисты с огромной любовью и нежностью подошли к студентам и очень им помогали, объясняли какие-то вещи. Конечно, артистам сложно работать в пустом пространстве. Поэтому задача режиссера – донести до актера все таким образом, чтобы он понял, чего от него хотят. Чтобы актер выходил на сцену и понимал, что он там делает.
– Премьера вашего спектакля уже состоялась в регионах. Как воспринял столь необычный формат и текст зритель? Было страшно?
– Было дико страшно, причем всем. Я первый спектакль смотрела из световой рубки. И под его конец вышла на световой балкон. Для меня было абсолютно неожиданно, как тепло спектакль принял зал. Ребятам аплодировали, кричали «браво». И я плакала, глядя на них, и думала о том, какие же они огромные молодцы. А еще в тот момент мы поняли, что добились, чего хотели: текст был понят и воспринят, у нас получилось это сделать. И никто в итоге не уснул. Это же страшный сон режиссёра: включается свет в зале, а ползала спит. Но здесь все прошло хорошо, постановка нашла отклик. Поэтому спектаклю дали ещё одну жизнь – возможность показать его на День России, ведь постановка всё-таки очень патриотичная.
– Есть ли в планах и дальше экспериментировать с «нетеатральными» текстами, необычными форматами?
– Буквально недавно у меня уже был один эксперимент в рамках фестиваля «ГИТИСФЕСТ. Театральное Приволжье 2024». Это очень интересная режиссерская и актерская лаборатория. В этом году темой фестиваля была «Волга», и нам нужно было найти материал и поставить спектакль. Я взяла произведение Владимира Гиляровского и смешала его с Александром Островским, сделав компиляцию пьесы «Бесприданница» и рассказа «Под веселой козой». Это тоже было необычно, потому что у меня работал и зрительный зал, и сцена. В зрительном зале «жил» Гиляровский, а на сцене – Островский. Получилось очень забавно и весело.
Сейчас я занимаюсь полноценным спектаклем по приглашению ГИТИСа – ставлю шесть новелл, объединенных в одну историю про строительство Байкало-Амурской магистрали, в этом году ей исполняется 50 лет. И спектакль будет рассказывать истории знаменитых строителей БАМа.
Мария Седнева
Фото: Игорь Никитин и Алла Михельсон
Актриса театра и кино – о том, как ей удается совмещать выступления на сцене, работу на съемочной площадке и учебу, а также о том, почему зрителям нельзя отказывать в совместных фото.
Доцент Омского государственного технического университета – о новых биопрепаратах для добычи металлов из старых телефонов и золы ТЭЦ.
Научный сотрудник отдела Ближнего и постсоветского Востока ИНИОН РАН – о том, какие цели ставит перед собой Организация тюркских государств и какие перспективы для сотрудничества с ней есть у России.
Личный переводчик Михаила Горбачёва – о работе с главой Советского Союза как во время существования государства, так и после его распада.