Жизнь и работа генерала Н. Д. Селиверстова за границей

Ни в чем нельзя быть уверенным, когда речь идет о пребывании генерала за границей. Здесь допустимы любые предположения, и современники не лишали себя удовольствия многозначительно рассуждать о деятельности «почтенного корреспондента», то есть генерала Селиверстова, за границей. Поскольку каких-либо свидетельств и упоминаний в архивах об этой стороне жизни Николая Дмитриевича обнаружить не удалось, остается лишь последовать примеру современников Селиверстова, строивших весьма расплывчатые предположения, причем даже с некоторым романтическим налетом.

Весьма вероятно, что государственную службу он продолжает и после своей отставки, находясь за границей. Тем более что после кровавого подавления Парижской коммуны русские революционеры, с первых дней восстания оказывавшие помощь коммунарам, эмигрировали в Англию. Особенно много их оказалось в Лондоне. В английской столице политических эмигрантов встретили с благосклонностью. Здесь они присоединились к группе отцов-основателей Первого интернационала. После смерти М. А. Бакунина в 1876 г. князь Петр Кропоткин, связанный с организацией «Земля и воля», стал лидером эмиграции. Высланный из Франции, он жил со своей семьей на буржуазный манер в пригороде, Хаммерсмите, где пользовался большой известностью.

Как раз к этому времени генерал Селиверстов обосновался в Лондоне, где уже десять лет у него была связь с молодой красивой англичанкой, Эмили Пруст, проживавшей в Кентиш Таун, Мидлсекс, 150, Мадлен Род, Хаверсток Хил. Здесь генерал проводил свои заграничные отпуска, что называется, в «кругу семьи». В свидетельстве о рождении третьей дочери Эмили указано, что отцом является некий г-н Верстовский. Как известно, такие видоизмененные или урезанные фамилии использовалось в добропорядочных семьях для незаконнорожденных детей, как, например, Бецкие у Трубецких… Красота Эмили Пруст, судя по фотографии той поры, была достойна кисти Винтерхальтера. Рождение ее дочери Катерины-Николя-Беатрис было зарегистрировано 20 марта 1866 г. Это, впрочем, не совпадает по времени ни с одним из официальных отпусков генерала в тот период. До этого у Эмили Пруст родились еще две девочки, Татьяна и Елена, или Лола, как ее называли. Официально Николай Дмитриевич представлял их как своих племянниц, однако никто из его близких и друзей не заблуждался на этот счет.

Генерал тем временем пытался урегулировать эту непростую ситуацию в рамках закона. Он ходатайствует перед Святейшим Синодом о расторжении своего неудачного брака. Желанный документ будет им получен 14 марта 1869 г., равно как и разрешение на повторный брак, которым он по каким-то причинам так и не воспользуется. Мы не знаем точной даты его обращения с ходатайством в Синод, но известно, что в столь деликатном вопросе, как расторжение брака, церковные власти не проявляли поспешности, и решения можно было ждать не один год. Нам также не известна дата смерти Эмили Пруст. Но так или иначе, вопрос о семейном положении губернатора Селиверстова, как не состоящего в браке, с марта 1869 г. был урегулирован.

Кто знает, быть может, генерал втайне и мечтал о спокойной жизни на английский манер в викторианском обществе, где соблюдались все внешние приличия… Конечно, его семейная жизнь не была примером домашнего счастья.

Впрочем, генерал не проживал в Лондоне постоянно. Он никогда не забывал о своей карьере. 17 апреля 1875 г. его назначают почетным опекуном благотворительных учреждений Ведомства императрицы Марии Федоровны в Москве. Это давало ему весьма ощутимые преимущества, так как в число его новых функций входило обеспечение безопасности членов императорской семьи и, в частности, великих князей. Среди новых функций Селиверстова значилось и попечительство за детьми-подкидышами.

Таким образом, на генерала Селиверстова была возложена ответственность за безопасность Александра II и его близких. На деле же он выполнял важные функции не столько при императорской семье, сколько при княгине Екатерине Долгоруковой – возлюбленной императора с 1866 г. Он обязан был опекать эту молодую женщину и ее детей, внимательно следя за тем, чтобы о ежедневных визитах Александра к любовнице не пронюхали нигилисты. Николай Дмитриевич хорошо справляется с порученным ему делом. Когда опасность организации покушений на жизнь императора стала слишком вероятной, генерал Селиверстов сумел получить согласие императрицы Марии Александровны, больной и уже давно осведомленной об увлечении своего венценосного супруга, на то, чтобы над апартаментами ее мужа было устроено помещение для Долгоруковой и ее незаконнорожденных детей. Столь важная услуга заслуживала вознаграждения.

В самом деле, 21 марта 1878 г. генерал-майор Селиверстов получает назначение на пост заместителя шефа жандармов с присвоением звания генерал-лейтенанта и с сохранением его прежней должности почетного опекуна благотворительных учреждений в Москве. Возвышение Селиверстова не осталось незамеченным. В июне 1878 г. персидский шах пожалует генералу Селиверстову орден Льва и Солнца.

Третье отделение

Собственная Его Императорского Величества Канцелярия, как известно, состояла из нескольких отделений. Третье отделение составляла политическая полиция, реорганизованная в 1826 г. Ее главная функция заключалась в том, чтобы обеспечивать безопасность императора и членов его семьи, а также безопасность режима в целом, включая надзор за государственной границей, контроль за иностранцами, посещавшими Россию или проживавшими там, а также за всеми идейными течениями, которые могли бы угрожать устоям государства. В своей деятельности Третье отделение опиралось на жандармерию и взаимодействовало с обычной полицией, занимавшейся охраной общего порядка и защитой частной и общественной собственности.

Под руководством генерал-лейтенанта Н. В. Мезенцова, шефа жандармов и главного начальника Третьего отделения, генерал Н. Д. Селиверстов занимался обеспечением внутренней безопасности страны, сотрясавшейся от волны покушений и убийств, с тех пор как на смену популистскому социализму пришел терроризм, занявший идеологическую нишу между анархизмом и нигилизмом. В июне 1878 г. Селиверстов составляет циркуляр, распространенный среди жандармского начальства на местах, а также на железнодорожном транспорте. В нем говорится о необходимости реорганизации всей системы сбора информации о деятельности революционеров, в частности среди заводских рабочих. Речь идет о надзоре за рабочими, который следует организовывать преимущественно в то время, когда они не заняты на производстве; следует наблюдать за тем, посещают ли они собрания. Рабочих следует арестовывать при малейшем подозрении на преступные замыслы. Равным образом необходимо следить за ними в момент сбора урожая, когда они возвращаются из городов в свои деревни, поскольку в летние месяцы туда же отправляются студенты для ведения антиправительственной пропаганды.

Следует также вести постоянную работу по ликвидации антиправительственных групп, что представляется весьма трудным делом, как отмечается Селиверстовым на полях составленного им проекта циркуляра. В соответствии с директивами 1871 и 1874 гг., в циркуляре указывалось, что лицо подлежит аресту уже при подозрении в подготовке им террористического акта, даже если еще не собраны доказательства его виновности, невзирая на юридическую норму о презумпции невиновности. Для ареста достаточно одного только подозрения. Что касается места и времени проведения ареста, то благоразумнее избегать делать это в рабочие часы и на рабочем месте. Задержанных следует доставлять в распоряжение местных властей, которые обеспечат их препровождение в тюрьму. Наконец, обязательно необходимо делать фотографии лиц, арестовать которых по тем или иным причинам пока нет формальных оснований, но которые тем не менее вызывают подозрения. Эти фотографии следует отправлять в картотеку центрального аппарата жандармерии (отметим, что начало современной системы составления полицейских досье было положено во Франции в 1860-е гг., вызвав интерес у русской полиции).

Лаконичные примечания государя, сделанные на полях, свидетельствуют о том, что положения циркуляра не содержали ответов на все вопросы, поставленные генералом, что подразумевало необходимость согласованных действий губернаторов и жандармов для достижения успеха в их общем деле.

Некоторое время спустя, 4 августа 1878 г., генерал-лейтенант Мезенцов средь белого дня был убит Сергеем Кравчинским и Александром Баранниковым, которым удалось скрыться с места преступления. Временное исполнение должности шефа жандармов и начальника Третьего отделения было возложено на генерал-лейтенанта Н. Д. Селиверстова. Он получает пост исключительной важности, подразумевавший участие в заседаниях Совета министров, открывавший ему также прямой доступ к императору в любое время дня и ночи без предварительной просьбы об аудиенции. Такой привилегией пользовались только великие князья. Шефу жандармов позволялось находиться в ложе императора в театре или в купе императорского поезда. Соответственно, государь должен был полностью доверять этому человеку. Между тем вскоре здесь возникли проблемы. Первое дело, которым предстояло заняться новому шефу жандармов, заключалось в поимке убийц Мезенцова, которых император желал немедленно подвергнуть наказанию. По этому вопросу начинается переписка между Александром II и новым шефом Третьего отделения.

В промежутке между 10 августа и 12 октября Селиверстовым было составлено четырнадцать рапортов по этому вопросу. Главный подозреваемый, Кравчинский, отнюдь не залег на дно, как можно было предположить. Некоторое время спустя после покушения появляется брошюра под названием «Смерть за смерть», в которой Кравчинский излагает свою версию убийства. Возмущение властей только усилилось, когда в ходе мероприятий по обнаружению типографии, в которой был отпечатан памфлет, было установлено, что брошюры были изготовлены за границей, вероятнее всего во Франции. Расследование затягивалось. Поиски подозреваемых в совершении убийства в Южной России, где преступная группа, по-видимому, имела свою базу, привели к столь многочисленным арестам, что в Харькове не хватало отдельных камер для содержания политических заключенных, что было предписано законом.

Генерал Селиверстов советовал не форсировать поиски участников покушения непродуманными действиями, которые могли бы настроить общественное мнение против власти, что и так уже имело место. Особое возмущение общественности вызвал арест в Санкт-Петербурге двух студентов Военно-медицинской академии. Недовольство только усилилось, когда студенты были освобождены за отсутствием доказательств их вины. Поскольку возбуждение не утихало, Селиверстов предложил перевести университет в другое место, однако этот совет был отклонен императором.

Во всем этом деле, по мнению генерала, самую негативную роль играла пресса, которой стало известно, непонятно по каким каналам, о проводимом тайном расследовании. Журналисты представляли генерала Селиверстова как реакционера, без разбора отправляющего всех подозреваемых в Сибирь. Конечно, в расположенных к правительству газетах, таких как «Голос», публиковались статьи противоположного содержания.

Тем не менее главную причину распространившихся в стране антиправительственных настроений генерал усматривал в слабом финансировании и недостаточной укомплектованности штатов политической полиции. Он считал также совершенно необходимым налаживание тесного взаимодействия между политической и уголовной полицией. В качестве крайней меры изменения неблагоприятной ситуации в стране он предлагал ввести налог, так называемые добавочные сантимы, как во Франции, что позволило бы улучшить положение бедняков…

«К несчастью, революционный социализм развивается по восходящей линии; бороться с ним представляется одним из самых сложных дел. Нужно быть твердым, уверенным, энергичным, но крайне осторожным. Чтобы его победить, нужно использовать разнообразные методы; применение только репрессивных мер может дать противоположный эффект. Иногда важно продемонстрировать свое великодушие по отношению к людям, воодушевленным преступными идеями, в особенности к тем, кто принадлежит к студенческой молодежи, в надежде, что со временем они изменят свои взгляды. По моему мнению, нужно пресекать самые незначительные поводы для возникновения корпоративного недовольства среди студентов, что полностью согласуется с директивами Вашего Величества: без всякого промедления провести расследования в Санкт-Петербурге», – писал он императору. В целом же рапорт генерала Селиверстова по своему содержанию был весьма пессимистичным.

Советы генерала, судя по всему, не были услышаны. Суровая действительность оставляла императору слишком мало пространства для продолжения либеральных начинаний времен его молодости. Ввиду незначительных результатов расследования, порученного Селиверстову, император сначала проявляет нетерпение, а потом и растущее недовольство. Об этом свидетельствуют его пометы на рапортах, которые ему регулярно направлял генерал, дабы объяснить все сложности проводимого им расследования. Из последующих отчетов, подписанных преемником Селиверстова, следует, что новый шеф жандармов поспешил закрыть дело, хотя на след Кравчинского выйти так и не удалось. Между тем в ноябре того же 1878 г. Кравчинский примет участие в выпуске первого номера «Земли и воли», отпечатанного в «Русской свободной типографии», где будут публиковаться и другие видные русские политические эмигранты, такие как Морозов, Тихомиров, Плеханов.  Убийца генерала Мезенцова погибнет в 1895 г. в Лондоне, попав под колеса поезда.

14 октября 1878 г. император назначает на пост начальника Третьего отделения и шефа жандармов генерал-адъютанта Александра Романовича Дрентельна, с которым у него завяжутся настолько тесные отношения, что он будет обращаться к нему на «ты», а революционеры назовут нового главу жандармского ведомства «авторитарным скотом». Тем временем еще 1 сентября были приняты чрезвычайные антитеррористические меры, разработанные министром внутренних дел с участием государя. 5 октября 1878 г. генерал Селиверстов был отстранен от должности и. д. шефа жандармов и главного начальника Третьего отделения (официально это произойдет 12 октября того же года). Без промедления он покидает Россию и отправляется за границу.

Трагедия, которая через несколько лет унесет жизнь императора, только укрепит генерала в правильности его решения. 6 июня 1880 г. по старому стилю, через полтора месяца после смерти императрицы Марии Александровны, Александр II сочетался морганатическим браком с княгиней Екатериной Долгоруковой, а 1 марта 1881 г. император был убит.

Что касается генерала Селиверстова, то он разделил судьбу многих из тех, кто принадлежал к прежнему поколению, которому не нашлось места при дворе Александра III. Новый император не разделял взглядов своего отца на эволюцию России по западному образцу. Любой ценой него желал восстановить в стране порядок.

Тем не менее генерал Селиверстов продолжит свою энергичную деятельность, не отклоняясь от принципов, которыми он руководствовался прежде, только отныне ему предстояло действовать не у себя на родине, а за границей.

Париж

Начало нового царствования было ознаменовано активизацией борьбы против террористов, явившейся ответной реакцией на убийство царя-Освободителя. В Санкт-Петербурге гражданскими лицами, шокированными цареубийством, была создана тайная организация для защиты членов царской семьи от покушений революционеров – «Священный союз», или, иначе говоря, «Дружина». Официальным руководителем этой организации стал тогдашний министр внутренних дел, общепризнанный славянофил граф Н. П. Игнатьев, в свое время занимавший пост посла России в Османской империи. В какой-то степени «Дружина» была создана для того, чтобы компенсировать волокиту, свойственную работе официальной полиции, оказавшейся заложницей собственной административной машины. Члены этой организации планировали использовать самый широкий спектр методов для борьбы с революционными группами, преследуя их за границей, во Франции и в Англии, где революционеры обрели право на убежище или пользовались негласным покровительством властей.

На этот раз Николай Дмитриевич отправляется не в Англию, а во Францию. Супруга, оставленная в Санкт-Петербурге, оказалась незлопамятной; она великодушно выступила в роли компаньонки так называемых «племянниц» своего бывшего мужа, когда те прибыли в Санкт-Петербург, что называется, показать себя, и даже помогла им найти выгодные партии. Две старшие дочери генерала вышли замуж за братьев Хрущевых, Михаила и Николая, дворян и землевладельцев. Генерал Селиверстов много путешествует, часто бывает в По, где гостит у дочери Татьяны; в этом городе останавливаются многочисленные парижане, направляясь на лечение. Сам он предпочитает отдыхать в Пломбьере или Виши. В Париже он вращается в высших кругах как русского, так и французского общества, ведет активную светскую жизнь, является членом всевозможных клубов и остается при всем при этом весьма благонамеренным человеком. Но есть и другая, малоизвестная, сторона его жизни.

В эти годы в Париже проживало много русских, причем не только аристократов и литераторов, но также военных с не вполне определенными миссиями. Генерал Селиверстов легко находит среди них свое место. Можно предположить, что он продолжал свою деятельность, направленную на предотвращение террористических актов, однако в равной степени он занимался и какими-то иными делами, о которых как тогда, так и сейчас сложно сказать что-то определенное. Во-первых, это было связано со спецификой его деятельности, на самом деле секретной, а во-вторых, с тем, что генерал был склонен преувеличивать степень секретности и значимости собственной персоны. Кроме того, сложность изучения этой стороны жизни генерала заключается также в том, что, вероятно, спецслужбы сами пытались замести следы, дабы после смерти генерала каким-то образом затушевать его деятельность, ставшую слишком очевидной, или во всяком случае доказать непричастность ко всем этим делам императора. Однако, по большому счету, никаких сомнений относительно того, чем занимался генерал за границей, не существует.

В архивах парижской полиции сохранилась запись, которая гласит, что 29 марта 1879 г. в Париж прибыл генерал, «заместитель начальника русской полиции», на которого было заведено досье. Это досье начинается с рукописного текста, датированного 29 апреля 1881 г., в котором сообщается о телеграмме, отправленной генералом с почты на улице Монмартр, подписанной его именем и с указанием адреса отправителя. Телеграмма содержит информацию, предназначенную русским пограничным властям: «завтра мужчина и молодая женщина пересекут границу с подложными паспортами». Префект полиции, получив эти сведения, немедленно отправляет записку шефу муниципальной полиции, предписывая начать расследование и в кратчайшие сроки, соблюдая все меры предосторожности, в мельчайших деталях сообщить ему всю информацию о генерале, который, вероятно, является русским агентом.

В рапорте, составленном г-ном Гейо, мы читаем: «Генерал Селиверстов, о котором идет речь в прилагаемой записке, - это иностранец, проживающий в доме № 56 по улице Лафайет, в отеле «Испания и Америка»; его имя не отмечено в полицейской книге этой гостиницы. В отеле «Баден», в доме № 32 по бульвару Итальянцев, нашими сотрудниками был обнаружен еще один г-н Селиверстов, Николай, пятидесяти лет, рантье, русского происхождения, прибывший из Санкт-Петербурга. С 1 марта по 1 июня 1880 г. он уже проживал по указанному адресу. Этот иностранец снимает в отеле «Баден» номер 162 за арендную плату в размере 20 франков в день. Его сопровождает слуга, и он должен вернуться в Россию в течение следующего месяца. Муж и отец семьи, человек с большим состоянием, г-н Селиверстов имеет своим постоянным местом жительства Санкт-Петербург. Без сомнения, это именно о нем идет речь в записке, поскольку он является генералом русской армии и агентом царя. Он был шефом Третьего отделения, заменив на этом посту Мезенцова, убитого в Санкт-Петербурге. Он часто бывает в российском посольстве, где его хорошо знают. Этому иностранцу наносят мало визитов, и он получает мало писем. Не известно, где он проводит время в течение дня, впрочем, это человек малообщительный. Его поведение и моральный облик не вызывают каких-либо нареканий». Как видим, получается набросок портрета весьма приличного человека.

А вот таким увидела генерала в 1880-е гг. одна его парижская знакомая, Жюльетта Адам, директор La Nouvelle Revue. Несколько лет спустя, в газете Le Figaro будет опубликована ее статья, но уже в форме некролога. Она познакомилась с генералом в июне 1885 г., когда они оба отдыхали на водах в Пломбьере. Она испытывала симпатию к этому человеку; ей импонировали его манеры, следование правилам хорошего тона и в то же время некая обособленность от толпы курортников. Жюльетта составила детальный портрет генерала, может быть, в большей степени необычный, нежели привлекательный, но именно это и требовалось европейскому читателю, пытающемуся понять загадочную русскую душу: «Поскольку генерал принимал ванны в те же часы, что и я, и в то же самое время ходил пить воду, мы стали лучшими друзьями. Он сразу же меня пленил импульсивной оригинальностью своего разговора; в нем всегда была какая-то тайна; он как-то вдруг неожиданно изменял своей славянской душе, душе причудливой, нерешительной, немного дикой и неотесанной. Этот суровый полицейский был нелюдимым солдатом, который опекал даже царскую семью и который отправил в Сибирь свыше пятнадцати тысяч заговорщиков, как никому не известных, так и знаменитых. По своей натуре он был добрым (если не сказать наивным) человеком; набожным или даже, более того, склонным к мистицизму.

Внешне генерал был высоким и немного сутулился. Его глаза скорее маленькие, ярко светились под широкими, седыми, резко очерченными бровями. В то время он носил бороду, бороду просто неприличную, постриженную на русский манер. Во время наших многочисленных прогулок он всегда был затянут в длинную шинель, застегнутую на все пуговицы, которую носил даже под солнцем. Он обожал ходить пешком, и каждое утро, после ванн, совершал прогулку протяженностью четыре или пять километров, размеренно переставляя свои прямые ноги, как солдат на параде. В нем было что-то маниакальное, и он сам весьма остроумно признавал это. «Каждый имеет свои маленькие мании, – говорил он. – Вот вы видите мою трость, ей уже пятнадцать лет. А теперь, посмотрите на ее кончик, он в абсолютно безупречном состоянии. Я ни единого раза не воспользовался этой тростью по назначению, я все еще держусь на ногах». Действительно, под его левой рукой всегда была трость, но использовал ее он только для того, чтобы дрессировать черного спаниеля, который следовал за нами и к которому генерал был очень привязан.

Генерал Селиверстов был блестящим рассказчиком. Его вдохновение, весьма необычное для северного человека, отнюдь не было поверхностным. Когда его внимательно слушаешь, сразу чувствуется его глубокая эрудиция и справедливость суждений. Часто, случалось, он приходил в возбужденное состояние от своих слов. Тогда его речь была удивительно живой и сопровождалась невероятными жестами. Это были внушительные тирады, произносимые на красивом, хотя и небезупречном французском языке.

Абсолютно светский человек, настоящий щеголь, генерал был, помимо прочего, и тонким психологом. Он разделял философию всех тех людей, которые много повидали на своем веку. Он удивительно точно рассказывал о событиях своей жизни, вспоминая самые мельчайшие подробности, как будто это случилось с ним вчера. Нужно было проявить изрядную настойчивость, чтобы он согласился рассказать что-нибудь о России. Он охотнее говорил о Франции, о Париже, который он очень любил, о больших бульварах, к которым испытывал настоящий трепет.

Когда он оказался в Пломбьере, прошел слух о том, будто он был шпионом. И его несколько дней избегали. Генерал это заметил, однако, как воспитанный человек, не подал виду. Своим остроумием и веселым нравом он быстро завоевал симпатии местного общества. Можно сказать, совсем юный, несмотря на свои шестьдесят пять лет, он предпочитал общество молодых людей. Он просто обожал устраивать вечеринки, экскурсии, пикники на природе. Молодые девушки его немного побаивались из-за его длинных речей…».

8 июля Жюльетта Адам попросила генерала заполнить анкету для блокнота одной девушки, вероятно ее внучки. Это было модным развлечением тогдашнего общества, своеобразный вид моментальной психологии, популярной у завсегдатаев салонов. Суть анкетирования заключалась в том, что человек должен был максимально точно себя описать. Эта анкета тоже будет опубликована в Le Figaro. Собеседник понимает, что это игра, но, несмотря на вроде бы стандартные ответы, характеризующие генерала как человека, преданного трону и церкви, в них присутствует некий налет меланхолии. Его любимое женское имя – Ева, и он советует читать Библию; его любимый герой – это человек, у кого хватает смелости никого не любить… «Его политическое кредо – содействовать правительству в деле сохранения и приумножения в стране всех полезных учреждений, пока они остаются консервативными и опираются на закон». Весьма любопытно генерал ответил на вопрос о роде занятий: «Заниматься сиротами», а на вопрос «Кем бы вы хотели быть?» он дал следующий ответ: «Неуязвимым», что полностью соответствует его жизненному девизу: «Лучше умереть, чем изменить слову». Правда, на вопрос «Где бы вы хотели умереть?» генерал скромно ответил: «Среди тех, кто меня любит и кто будет обо мне сожалеть».

В этой чисто парижской анкете ответы могут показаться банальными, но в них, однако, прослеживается жизненная философия генерала. Относительно его моральных принципов можно сделать следующий вывод: генерал был убежден, что в мире постоянно сосуществуют добро и зло, погруженные в некое трансцендентное, текучее состояние. Для французов с их идеалом светской республики, преклоняющейся перед религией прогресса, такая позиция могла показаться очень необычной.

Жюльетта Адам дает понять, что ей было кое-что известно о слухах, будто в Париже генерал занимается какими-то делами, связанными с троном и церковью. На самом деле, когда она его встретила в 1885 г., она уже о нем знала от Л. Гамбетта, который с 1879 г. вел компанию в пользу франко-русского сближения. Кроме того, у нее была общая с генералом знакомая, Жюстина Глинка, бывшая фрейлина императрицы Александры Федоровны, непревзойденная мастерица политических интриг и участница подпольных антитеррористических организаций в Париже. Действительно, имена генерала Селиверстова и мадемуазель Глинки можно обнаружить в одном любопытном документе, датированном 1889 г., в котором речь идет о Болгарии. Этот документ был составлен в одной конторе, расположенной на бульваре Осман, в доме 118, которая называлась «Русская контора по оказанию юридических консультаций, редактированию и переводу документов». Можно предположить, что эта организации специализировалась на сборе данных, рекламе и посреднических операциях. Там был подписан некий договор, зарегистрированный 13 марта 1889 г., текст которого заслуживает того, чтобы процитировать его полностью:

«Между мадемуазель Жюстин де Глинкой и генералом Селиверстовым было условлено следующее. На основании договора, заключенного 7 января 1883 г. между мадемуазель Глинкой и г-ном Риго, названные лица уступают генералу Селиверстову десятую часть концессий на рудники, расположенные в Восточной Румелии. Условия этой переуступки одной десятой части являются предметом особой конвенции, заключенной между названными лицами и генералом.

Между тем из статьи первой вышеназванной конвенции, составленной, но еще не подписанной, следует, что указанная доля была уступлена посредством предварительно перечисленной суммы. Нами, Глинкой и Селиверстовым, был урегулирован порядок внесения платежа в размере 85 тыс. франков, которые составляют оговоренную цену за десятую часть концессии. Эта сумма была выплачена следующим образом: 10 тыс. франков были уплачены генералом 27 декабря 1884 г.; 40 тыс. франков по распоряжению Селиверстова, составленному в Ницце 8 марта, должны быть перечислены Учетным банком Санкт-Петербурга на имя мадемуазель Глинки в Филиппополь; 5 тыс. франков должны быть выплачены в день окончательного подписания конвенции; 10 тыс. франков следует уплатить в Париже 2 июля, еще столько же – 2 октября. Оставшиеся 10 тыс. надлежит уплатить 2 января 1889 г.».

Какова реальная дата заключения сделки? О каких рудниках, расположенных в Филиппополе, иначе говоря Пловдиве, оплаченных по такой сложной схеме, идет речь?

Напомним, что результаты освободительной войны православных братьев-славян не оправдали их надежд, несмотря на одержанные военные победы. Европейский конгресс, созванный Бисмарком в 1878 г. в Берлине, провозгласил независимость Северной Болгарии с территорией вокруг Софии, в то время как центральная часть, провинция Румелия, получала автономию под османским протекторатом. В Пловдиве в сентябре 1885 г. Александр Баттенберг провозгласил объединение двух болгарских провинций, которое в свое время отказался ратифицировать Берлинский конгресс. Молодой князь, воссоединивший страну, хотя и получил образование в Санкт-Петербурге, не желал оставаться под русским покровительством; Болгария начинает тяготиться русской дружбой. В апреле 1886 г. в результате государственного переворота Баттенберг был свергнут. Отметим, что Болгария играла важную роль во франко-русских отношениях того времени. После Берлинского конгресса намечается сближение между Францией и Россией, двумя державами, подвергавшимися нападкам со стороны Бисмарка. Это сближение, в частности, выразилось в том, что французское правительство поддерживало политику России в Болгарии. В феврале 1887 г. правительство Фрейсине откажет в своей поддержке лицам, причастным к государственному перевороту. Однако Россия, открыто выступив против усиления немецкого присутствия в Болгарии и наводнившая страну своими гражданскими, военными, а также финансовыми агентами, совершила явную ошибку, оказавшись вовлеченной в войну секретных служб. Об этих перипетиях балканской политики вспомнят четыре года спустя, в момент убийства Николая Дмитриевича. Все это также подтверждает участие генерала Селиверстова в переговорах относительно будущего франко-русского союза.

Еще одна сфера деятельности Н. Д. Селиверстова, борьба с террористами, была тесно связана как с предполагаемым франко-русским сближением, так и с личными планами генерала: в 50 лет он чувствовал себя еще вполне молодым человеком, чтобы отойти от дел. Кроме того, в это самое время его начал занимать другой вопрос, осложнявший отношения между нашими странами, – вопрос о предоставлении французскими властями политического убежища русским революционерам и террористам.

В соответствии со сложившейся либеральной традицией республиканское правительство предоставляет прибежище русским революционерам, несмотря на повторяющиеся требования русского правительства не потворствовать таким образом организаторам политических убийств. Однако в глазах французского общественного мнения террористы сами являются жертвами деспотичного правления. В то время как Санкт-Петербург требует экстрадиции организаторов покушений, правительство Л. Гамбетта медлит с ответом. Однако некоторые меры свидетельствуют о движении в сторону желаемого Россией сотрудничества: в 1880 г. из Франции был выслан Лев Артман, который 19 ноября 1879 г. участвовал в теракте на железной дороге, по которой ехал личный поезд императора. Кроме того, 7 января 1883 г. лионским трибуналом к пяти годам тюремного заключения был приговорен анархист Петр Кропоткин, который, правда, был сразу же помилован.

Демарши российского посла барона Артура де Моренгейма не привели к ощутимым результатам. Судя по весьма явным намекам современников, в 1886 г. генерал Селиверстов участвовал в организации «заговора» в целях отзыва российского посла. Вместо Моренгейма обосноваться в резиденции российского посла, расположенной в отеле «Эстре» на улице Гренель, должен был именно он, верный слуга трона и церкви. Об этом сообщает русский дипломат Кумани, бывший консул России в Софии, потом в Марселе, в рассматриваемое время оказавшийся в Париже. Ему было поручено прозондировать почву по вопросу о том, что думает Фрейсине относительно замены Моренгейма неким высокопоставленным генералом, с которым он только что вел переговоры на юге Франции, и кандидатуре которого отдавали предпочтение в Санкт-Петербурге. В России надеялись, что эта рокировка будет способствовать сближению между двумя правительствами. Никакое конкретное имя не было названо. Однако этот «заговор» провалился, поскольку Фрейсине в самый последний момент отступил. Что касается фамилии генерала, то о ней некоторое время спустя стало известно благодаря родственнику Жюльетты Адам, Илье Фадеевичу Циону, весьма уважаемому русскому медику и физиологу. Он проживал в Париже, был директором издательства Gaulois, потом La Nouvelle Revue, что вызывало весьма противоречивые толки. В силу занимаемой должности он должен был принимать непосредственное участие в деле сближения между двумя странами. В статье, посвященной истории франко-русского союза, Цион пишет: «Двенадцать лет, прошедшие со времени отставки генерала Селиверстова с очень высокого поста, он занимался тем, что доказывал, что больше не связан с полицией. В некотором роде это объясняется тем, что он хотел избежать участи генерала Мезенцова. Глупо полагать, что генерал был причастен к деятельности секретной политической полиции, ведь полицейских не рекрутируют среди миллионеров. Между тем состояние генерала оценивалось в 10 млн рублей. Я его часто встречал в Париже; он регулярно приезжал сюда на зимний сезон, причем исключительно ради собственного удовольствия. Здесь он жил на широкую ногу, хотя и скрытно, но это объясняется его возрастом и рангом. Его единственным и вполне законным желанием было оказаться однажды в отеле на улице Гренель.

Генерал мог стать весьма хорошей альтернативой г-ну Моренгейму в силу своего ума и благодаря всеобщим симпатиям, которые он сумел завоевать среди высшего парижского общества. Человек очень консервативный, генерал в то же время был патриотом школы Каткова и искренним другом Франции. В это время у нашей дипломатии был шанс вернуться к традициям той поры, когда влиятельные персоны, цвет русской аристократии, с оглушительным блеском демонстрировали за границей пышное русское гостеприимство. На смену им в посольства пришли иностранцы сомнительного происхождения, зачастую погрязшие в долгах, во многом вследствие политики правительства, которое было настолько щедрым, что освобождало их от назойливых кредиторов; это были люди, бесконечно падкие на тысячефранковые купюры, позволявшие им удовлетворять потребность в роскоши. Эти люди слишком легко жертвовали высшими интересами государства, которые они были призваны отстаивать…». Однако этот проект оказался неудачным, и в жизни генерала не произошло никаких изменений.