Турция – дипломатический предприниматель в эпоху хаоса

В отличие от экономических тяжеловесов или идеологически мотивированных игроков, Турция добивается легитимности в качестве посредника, опираясь на географическое положение и цивилизационные связи. Её стиль часто бывает импровизационным, но редко индифферентным. Турция не стремится стать новой Женевой; она стремится оставаться Анкарой – вовлечённой, непредвзятой и эффективной, пишет в своей статье для Международного дискуссионного клуба «Валдай» директор по исследованиям Института Анкары Таха Озхан.

В эпоху смятения, отмеченную крахом норм, возрождающимся соперничеством, глобальной (гео)политической депрессией и раздробленными альянсами, Турция стала влиятельным дипломатическим игроком. Среди центробежных сил, которые ослабили согласованность традиционных центров власти, Анкара проводит проактивную, разнонаправленную внешнюю политику, охватывающую разные регионы. Будучи средней державой, наделённой исторической глубиной, региональным влиянием, стратегическими амбициями и военной мощью, пригодной для проецирования силы, Турция ставит вовлечение выше изоляции, а гибкость – выше идеологической жёсткости.

Турция извлекает выгоду из капитала уникального типа, которым обладают лишь немногие страны. Президент Реджеп Тайип Эрдоган потратил более двух десятилетий на развитие отношений с мировыми лидерами, превратив Турцию в ключевой дипломатический центр. С начала 2000-х годов он активно взаимодействовал со многими главами государств и правительств. Опираясь на этот глубокий дипломатический опыт, Эрдоган теперь использует своё уникальное положение для формирования внешней политики Турции с гибкостью и стратегическим видением.

Точно так же министр иностранных дел Хакан Фидан, больше десятилетия занимавший пост главы национальной разведки на одном из самых бурных геополитических театров мира, даёт Турции уникальное стратегическое преимущество. В своей нынешней роли Фидан использует тот капитал связей, который он нарастил за годы высокоэффективной разведывательной деятельности. Его способность взаимодействовать с субъектами, обычно находящимися за пределами досягаемости традиционной дипломатии, свидетельствует о практике государственного управления, основанной на благоразумии, долговечности и тонком понимании подземных течений, формирующих региональную и глобальную динамику.

Дипломатическое влияние Турции обширно: посредничество в соглашениях об экспорте зерна между Россией и Украиной, проведение переговоров между Сомали и Эфиопией, содействие переговорам в Минданао; поддержание открытых каналов на Южном Кавказе. Это не просто оппортунистические вылазки, а отражение более широких амбиций Турции как прагматичного игрока, способного ориентироваться в сегодняшней поляризованной геополитической среде. В условиях всё более фрагментированного многополярного порядка способность Турции взаимодействовать с различными субъектами, начиная от союзников по НАТО и заканчивая ревизионистскими державами, обеспечивает её дипломатическую значимость.

Этот подход укоренён в том, что турецкие чиновники определяют как «предприимчивую и гуманитарную внешнюю политику», подчёркнуто чуткую и гибкую, особенно в областях, которые игнорируются или заброшены более институционализированными державами. В отличие от экономических тяжеловесов или идеологически мотивированных игроков, Турция добивается легитимности в качестве посредника, опираясь на географическое положение и цивилизационные связи. Её стиль часто бывает импровизационным, но редко индифферентным.

География остаётся главным активом Турции. Расположение на стыке Европы, Азии и Ближнего Востока даёт Анкаре уникальную возможность действовать в различных экосистемах как в области политики, так и в области безопасности. Её дипломатия не привязана к архитектуре крупных альянсов и не поддерживается огромными бюджетами помощи в целях развития. Вместо этого она формируется двусторонними связями, сотрудничеством в области безопасности, гуманитарной помощью и символическим капиталом.

Среди равных средних держав, таких как Бразилия, Индия и Индонезия, позиция Турции выделяется ярко выраженным акцентом на безопасности. В то время как Бразилия и Индонезия отдают приоритет региональному институционализму и нормативным рамкам, а Индия тщательно балансирует между крупными державами в Индо-Тихоокеанском регионе, Турция сочетает дипломатию с кинетическими возможностями: поддержка беспилотниками, военные базы и миротворческие контингенты часто сопровождают её дипломатические инициативы. Такое сочетание возможностей принуждения и посредничества повысило заметность Анкары, хотя и не без издержек, связанных с риском перенапрячь силы и с опасениями по поводу предвзятости.

Анкара также приняла принцип минилатерализма. Она формирует коалиции по конкретным вопросам или специальные механизмы, которые позволяют оказывать влияние, не связывая себя обязательствами с более широкими блоками. В Сирии, Ливии и на Кавказе эта стратегия обеспечила ей определённую стратегическую автономию и оперативность действия на динамичных театрах. Она отдаёт предпочтение двусторонним рычагам и целевым вмешательствам по сравнению с ориентированной на консенсус многосторонностью.

<…>.

Подход Турции к Африке следует аналогичной парадигме. Давняя гуманитарная роль Анкары в районе Африканского Рога укрепляет её авторитет. В начале 2024 года Турция организовала переговоры между Сомали и Эфиопией по вопросам доступа к морю и суверенитета, кульминацией которых стала Анкарская декларация – редкий дипломатический прорыв в регионе, погрязшем в логике игры с нулевой суммой. Предлагая поддержку в сфере безопасности без багажа колониального наследия или покровительства великих держав, Турция позиционировала себя как более доступного, чувствительного к контексту актора.

<…>.

Дипломатическое влияние Анкары также распространилось на Юго-Восточную Азию. По приглашению как правительства Филиппин, так и Исламского освободительного фронта моро Турция внесла свой вклад в мирный процесс на острове Минданао. Это взаимодействие сигнализирует об амбициях Анкары экспортировать свою дипломатическую модель в Индо-Тихоокеанский регион. Это также отражает более широкую восприимчивость игроков Глобального Юга к незападным посредникам в замороженных конфликтах.

Южный Кавказ иллюстрирует двоякую направленность дипломатии Турции. Недвусмысленно поддерживая Азербайджан, особенно во время войны в Нагорном Карабахе 2020 года, Анкара также стремится к нормализации отношений с Арменией. Это балансирование отражает более широкую модель внешней политики Турции: культивирование прочных альянсов при поиске диалога с историческими противниками. Однако долгосрочный успех зависит от того, насколько её действия будут восприниматься как искренние и честные.

Внутри страны внешняя политика Турции остаётся крайне централизованной. Поддержание дипломатического импульса Турции, вероятно, потребует перехода к более институционализированной, многоуровневой политике. Способность Анкары вести более тонкую и стратегическую внешнюю политику тесно связана со степенью её внутренней политической консолидации. Чем сильнее Турция минимизирует нехватку демократии, тем больше у неё будет возможностей для проецирования геополитических излишков и накопления стратегического влияния.

Экономические ограничения создают дополнительные проблемы. В отличие от более богатых средних держав, Турции не хватает фискальной мощи, чтобы предложить крупномасштабную помощь по восстановлению или устойчивую финансовую помощь, которые часто необходимы для постконфликтной стабилизации. Внутренняя экономическая уязвимость также ограничивает автономию Анкары, увеличивая её зависимость от транзакционных связей с такими игроками, как Россия, Китай и страны Персидского залива.

Балансирование Турции между НАТО и Россией отражает суть её нынешней дипломатической позиции. По мере усиления соперничества великих держав и укрепления региональных альянсов стремление Анкары к стратегической автономии может столкнуться с ограничениями. Хотя диверсификация обеспечивает гибкость, она также препятствует более глубокой совместимости. Если глобальный контекст заставит Анкару сделать окончательный выбор, её пространство для манёвра может сузиться – особенно если доверие со стороны традиционных союзников останется слабым.

Посредничество Турции: активное, а не нейтральное

Роль Турции как посредника отличается от архетипа, обычно ассоциируемого с дипломатией средней силы. В отличие от Швейцарии или Норвегии, посредничество Анкары не основано на бесстрастном нейтралитете. Скорее Турция часто занимает определённую позицию в конфликтах, в которых она стремится выступить посредником. Но даже при том, что она участвует в некоторых кризисах, например в Сирии или Ливии, ей порой удаётся выступать посредником в отдельных вопросах тех же самых кризисов с участием третьих сторон. Эта позиция отражает активную внешнеполитическую повестку дня, в которой посредничество является не моральным императивом, а стратегическим инструментом для продвижения национальных интересов. Турция не стремится стать новой Женевой; она стремится оставаться Анкарой – вовлечённой, пристрастной и эффективной.

И вклад Турции в периоды институционального паралича не теряется для глобальных игроков. В ситуациях, когда традиционная дипломатия застопоривается, Анкара часто заполняет вакуум, предлагая временные решения или механизмы деэскалации.

Заглядывая вперёд, можно отметить, что устойчивая значимость Турции как дипломатического центра зависит от нескольких факторов.

Во-первых, она должна институционализировать свой внешнеполитический аппарат: разовые инициативы попадают в заголовки, но долгосрочное влияние требует бюрократической глубины и межсекторальной согласованности.

Во-вторых, Анкара должна разумно управлять региональным соперничеством – перенапряжение сил и втягивание в конфликты с нулевой суммой могут подорвать её авторитет как посредника. При этом Турция явно не готова жертвовать своими основными интересами безопасности или ключевыми экономическими интересами только для сохранения дипломатической позиции.

В-третьих, Турция должна развиваться в соответствии с глобальной средой, которая всё больше формируется конкуренцией США и Китая и стрессом от появления мира G2, климатической нестабильности, отступления глобализации и сбоев на энергетических рынках.

Турция воплощает обещание – и риски – дипломатии средней силы в раздробленной международной системе. Она показывает важность гибкости в период, когда альянсы нестабильны, институты хрупки, а нормы оспариваются. Заполняя пустоты между блоками и используя транзакционные возможности, Турция нашла возможность маневрировать, убеждать и выступать посредником. Однако эта стратегия требует постоянного балансирования: между амбициями и сдержанностью, вовлечённостью и переплетением интересов, автономией и согласованностью.

Подводя итог, можно сказать, что возвышение Турции как дипломатического центра подчёркивает потенциал государств, которые сочетают использование географических факторов, историческую грамотность и стратегическую адаптивность. Её вклад, возможно, не перекроит карты мира, но он поможет залатать пробелы, оставленные более крупными державами. На данный момент Турция предлагает убедительный пример того, как средняя держава посредством дипломатического предпринимательства и выверенного активизма может оставаться полезной в эпоху хаоса – и, возможно, формировать основы сотрудничества в разделённом мире.