«Русская рапсодия». «Все меняется»

На протяжении не одного десятка лет организатор художественных и научно-технических выставок в Советском Союзе, России и в странах Европы Хейкки Лахелма старался показать финнам, насколько богата русская культура, каковы достижения России в науке, какие исследования проводили советские ученые, чтобы познать космос, и рассказывал им увлекательные истории о найденных в Сибири мамонтах и о русских исследователях Новой Гвинеи. Его книга «Русская рапсодия» – это взгляд извне, со стороны, и в то же время изнутри: в 90-х Хейкки несколько лет прожил в Москве и эти годы произвели на него незабываемое впечатление. Автор подробно рассказывает о том, как свободно могут знакомиться, общаться и сотрудничать граждане двух соседних стран в неспокойном мире.

«Евразия сегодня» продолжает публикацию частей из третьей главы «Русской рапсодии», в которых писатель, член международной редакционной коллегии «За рубежом» (входит в Евразийскую медиагруппу) повествует об изменившихся обстоятельствах жизни в СССР в период перестройки начала 90-х.

Парфюмы из «Стокманна» и «Пукева» на уличных рынках

Торговая фирма «Стокманн» начала свою экспансию в Москву еще в советские времена. Первые магазины «Стокманн» были открыты в 1989 году на Ленинском проспекте и на востоке внутренней части Садового кольца. Иностранцы с особенным восторгом приветствовали появление новых магазинов с западным ассортиментом товаров и возможностью оплаты товаров в валюте. В «Стокманне» выстраивались очереди, а государственные валютные магазины «Березка» постепенно закрывались.

Однажды вечером, когда я сидел в баре гостиницы «Интурист», который финны из-за его полуподвального расположения прозвали «Яма» (Mottu), туда ворвался мужчина и стал спрашивать, есть ли здесь хоть один трезвый финн. На стройке нового магазина «Стокманн» на одну ночь срочно потребовался охранник, поскольку постоянный охранник был пьян. Случилось так, что единственным трезвым финном в баре оказался я, и деваться было некуда – пришлось согласиться.

На стройке недалеко от Даниловского рынка находилось много дорогостоящего инструмента, который постоянно и упорно кто-то пытался утащить. Когда я понял, что меня ждет, то пришел в ужас. Сидя на полу в полной темноте, я прислушивался к каждому звуку, и все они казались страшными и странными. Я ждал, что орды русской мафии вот-вот начнут штурм, и что я смогу им противопоставить, один и совершенно безоружный?! Я просто погибну в неравной борьбе. Было холодно, чтобы согреться, я завернулся в упаковочную пленку и попытался заснуть. Только когда наступил рассвет и пришел мой заказчик-спаситель, я осознал, что остался в живых. Он сунул мне в руку пачку финских марок, и я понял, что весь пережитый ужас оказался недурно оплаченным.

Кроме «Стокманна», который продолжает работать в России до сих пор, на московский рынок пытался прорваться и торговый центр «Пукева». Я встречался с Ральфом – сыном основателя фирмы Рубена Яари, который был хорошо осведомлен о моих московских связях. Мы договорились, что я окажу помощь фирме в ее выходе на российский рынок. Представители «Пукевы» к тому времени уже арендовали помещение в холле второго этажа самой престижной московской гостиницы «Международная». Там продавались мужская и женская одежда, а также косметика.

Торговля, очевидно, шла хорошо, хотя помещение было совсем небольшим. Для перевода выручки в Финляндию я посоветовал Ральфу использовать официальные каналы Внешэкономбанка. Похоже, он не всегда прислушивался к моим советам, поскольку позднее я прочитал в газете, что его задержали на таможне аэропорта Шереметьево с большим портфелем, полным долларов. Торговую точку «Пукевы» в «Международной» закрыли, но вскоре после этого я заметил в витринах центральных магазинов косметики дорогие французские духи. Обычно в этих магазинах продавали только российскую продукцию типа духов «Красная Москва», поэтому я из любопытства зашел посмотреть на новый ассортимент. Магазин был полон хорошей косметики западного производства по крайне низким ценам. Например, продукцию Harriet Hubbard Ayer можно было купить всего за несколько марок. На всех упаковках сохранились ценники «Пукевы». Дорогие французские духи неожиданно появились в продаже и на улицах Москвы. Такая торговля процветала на многих центральных улицах, в том числе и недалеко от Кремля, в начале улицы Горького. Бабушки предлагали Chanel № 5 по бросовой цене, очевидно, не зная истинную цену своего товара.

Работники предприятий в то время иногда получали зарплату духами и другими товарами, поскольку заводы и фабрики не имели денег. Предприятия, в свою очередь, получали в качестве оплаты за свою продукцию парфюмерию от клиентов, которые тоже не имели наличных денег. Цепочка была бесконечной, последнее ее звено – бабушка, которая продавала парфюмерию на улице. То же касалось и других товаров. На Новом Арбате можно было купить по очень низкой цене камеры и бинокли, около часового завода на Ленинградском проспекте – часы и даже прекрасные корабельные хронометры.

В начале 90-х годов множество предприятий, в одночасье лишившихся плановой системы распределения, были вынуждены выплачивать зарплату работникам своей продукцией. Так когда-то поступали в 30-е голодные годы в колхозах, выдавая крестьянам зерно за проработанные в коллективном хозяйстве дни. А еще раньше, до революции 1917 года, на многих фабриках существовали лавки, где хозяева-жулики продавали рабочим продукты по завышенным ценам в счет будущей зарплаты. Еще Чехов ярко описал в своей повести «В овраге» такой тип жуликоватых предпринимателей. Там лавочник продает мужикам и своим работникам «протухлую солонину» и водку из-под полы.

Торговля компьютерами

Бывший директор «Постипанкки», а позднее директор-распорядитель научного центра компьютерных технологий Йорма Киеленнива (сейчас он председатель Федерации финской информационной индустрии) упомянул как-то, что его компания купила новый «мейнфрейм» – большой универсальный компьютер. В шутку я предложил Йорме подарить старый компьютер IBM Российской академии наук.

От слов перешли к делу. Тогда эмбарго на продажу американских компьютеров в Россию еще было в силе, но мы получили от посольства США разрешение на ввоз этого компьютера в Россию. Мы поехали с Йормой в Москву, чтобы встретиться с тогдашним президентом Академии наук Юрием Марчуком. Переговоры прошли в форме вежливой беседы, в честь субботнего утра секретарь угостила нас традиционным коньяком и бабаевскими конфетами, а Марчук объявил, что Академия наук с благодарностью примет в дар IBM. В Хельсинки была направлена соответствующая машина, чтобы вывезти компьютер весом 16 тонн.

Вскоре после этого мне позвонил Юкка Уккола из «Суомен Кувалехти» и спросил, не смогу ли я помочь собрать материал для статьи о российском суперкомпьютере. Я организовал ему встречу с директором компьютерного центра Российской академии наук академиком Олегом Белоцерковским, который любезно согласился на интервью и рассказал, что в Академии используются российские счетно-вычислительные машины «Эльбрус». По сравнению с американскими компьютерами «Эльбрусы» были громадного размера и работали очень медленно. Как выразился Белоцерковский, в вычислительной технике существуют hardware и software, но есть еще и brainware. Испытывая недостаток в «железе» и программном обеспечении, Россия компенсировала медленную работу машин интеллектом своих ученых.

Еще в 80-е годы персональные компьютеры и ноутбуки были редкостью в Москве, причиной тому являлся запрет на ввоз сложных технических устройств с Запада. В Советском Союзе использовались «персональные компьютеры», которые выпускались в рамках социалистического разделения труда в Болгарии. Они были примитивными и работали настолько плохо, что никто не хотел их использовать. По настоятельной просьбе моих друзей я привез для Института кибернетики Академии наук несколько компьютеров из Финляндии, за что получил в оплату пачку рублей. На эти деньги я мог довольно долго припеваючи жить в Москве и покупать на рынке все, что моей душе было угодно.

В Финляндии в свое время большое внимание привлек к себе случай, когда финский бизнесмен Пааво Маннер поставил на ленинградский колбасный завод компьютер. С помощью этого компьютера удалось снизить количество мяса в продукте до того минимально допустимого уровня, при котором его можно было еще называть колбасой. Я встречался с Маннером несколько раз в поезде Москва – Хельсинки и слушал его невероятные рассказы о том, как за это его арестовала финская SUPO. Маннер сидел в камере в подвале полиции на улице Ратакату, где ему было отказано в свиданиях с родственниками, и на какое-то время он даже потерял чувство времени.

Контрабанда предметов высоких технологий в коммунистическую, да еще и в бывшую вражескую страну, являлась опасной аферой. Общественное мнение в этом вопросе было единодушным. Расследование дела Маннера длилось много лет, в конце концов он был признан невиновным, и государство выплатило ему крупную компенсацию. Его дело все-таки можно считать надуманным, поскольку в то же самое время финляндские верфи строили для Академии наук СССР исследовательские суда, оснащенные десятками компьютеров MicroVax. Один из таких кораблей – «Арнольд Веймер» был передан Академии наук Эстонской ССР.

Уникально интересный случай, мистер Тео Кранендонк

В Москве в 1988 году со мной произошел очень интересный случай. Однажды я дожидался в коридорах Академии наук встречи с кем-то из моих знакомых академиков. Рядом со мной сидел крупный красивый мужчина, с которым у меня завязался оживленный разговор. Мой собеседник оказался голландским бизнесменом Тео Кранендонком, рассказавшим мне, что уже давно ведет торговлю с Советским Союзом. В ходе разговора он совершенно открыто поведал, что контрабандным путем, через Северный Йемен, поставляет в Советский Союз для советско-финской фирмы «Элорг Дейта» американские компьютеры MicroVax, которые однозначно попадали под американское эмбарго. Официально Кранендонк поставлял в страну корейские компьютеры Huyndai 286-й серии. На них тоже распространялось эмбарго, но голландец искал промышленное предприятие, которое взялось бы за сборочное производство, что было разрешено в Советском Союзе.

Тео Кранендонк посчитал, что для него будет полезно при моем посредничестве заручиться поддержкой Академии наук, поэтому он попросил меня оказать ему помощь в ходе переговоров. Мы посетили высшее руководство «Элорг Дейта», которое с уважением относилось к своему голландскому партнеру и, без сомнения, доверяло ему. Я организовал Кранендонку знакомство с советской компанией Экспериментального НИИ металлорежущих станков (ЭНИМС). На первой же встрече с руководством ЭНИМС в Москве голландец вынул из своей большой сумки сахар, кофе, шоколад и другие деликатесы, которые в то время в Москве было трудно достать. Ситуация выглядела несколько неловкой, но за подарки его вежливо поблагодарили, поскольку во всем остальном Кранендонк вел себя подобающим образом.

У компании ЭНИМС в 40-50 километрах от Москвы было большое производственное помещение, расположенное в бывшем здании монастыря недалеко от православной церкви. Мы съездили туда, чтобы осмотреть помещение, и Кранендонк констатировал, что оно пригодно для размещения там сборочного производства. Он пообещал переговорить об установлении сотрудничества с фирмой Hyundai и уехал к себе в Голландию.

Через какое-то время я неожиданно получил приглашение от Тео Кранендонка приехать к нему в его офис в столице Лихтенштейна Вадуце. Он оплатил мою поездку и угостил лучшим в моей жизни обедом из спаржи в ресторане, владельцем которого был князь Лихтенштейна. Речь все-таки не шла о чисто развлекательной поездке, поскольку мы посетили местный «Лихтенштайнишес ландесбанк», с которым у Кранендонка были доверительные отношения. Он рассказал представителям банка о планах по созданию сборочного производства компьютеров Hyundai на заводах ЭНИМС. Меня Кранендонк представил как известного консультанта по России, который имеет прекрасные связи и в ЭНИМС, и в Академии наук СССР.

Визит в лихтенштейнский банк и вся эта история вызвали у меня некоторое удивление, но я не стал тогда ничего выяснять у моего знакомого. Во всех отношениях это было полезное знакомство. О себе он ранее рассказывал, что родился в Голландии во время войны и его родители умерли в концентрационном лагере. Он говорил мне, что никогда не забудет все то, что сделали фашисты, особенно начав войну против Советского Союза. По его словам, это было одной из причин того, что он хочет помочь русским. Но не деньги ли являются второй немаловажной причиной, подумал тогда я.

Я вернулся в Москву, а Кранендонк отправился в Голландию к семье и заодно продолжить продвижение проекта с Hyundai. После этого он еще несколько раз приезжал в Москву для ведения переговоров с ЭНИМС, но в ходе этих переговоров понимание так и не было достигнуто, и в итоге они ни к чему не привели. Времена изменились, южные корейцы перестали бойкотировать СССР, на улицах начала появляться реклама корейских компаний. Hyundai, судя по всему, стал без голландских посредников вести свой бизнес в России.

Тео Кранендонк тоже исчез из моей жизни, и я больше никогда о нем не слышал.

Американцы в деле

Я познакомился через своих знакомых с двумя американскими консультантами Джеком Дайером и Диком Сигелем. Эта парочка очень хотела экспортировать в Соединенные Штаты российские высокие технологии. Мы провели с ними несколько успешных проектов.

Однажды в гостинице «Космос», что расположена напротив ВДНХ, я увидел любопытную группу мужчин. В холле сидели примерно 50 арабов в своих традиционных одеждах, при этом у каждого из них на одном глазу была темная повязка. Им всем была проведена операция по установке искусственного хрусталика, разработанного в одном из институтов Академии наук. Мы подумали, что эта продукция может успешно занять свою нишу на западном рынке, и предложили ее американской компании Bausch & Lomb, которая выказала свою заинтересованность в этой разработке. К сожалению, отношения между великими державами в то время были настолько напряженными, что наш проект не получил продолжения.

Вторым многообещающим проектом стала технология производства легкого бетона. Благодаря Дайеру и Сигелу руководство американской компании по производству бумаги и деревопереработке «Вейерхаузен» приезжало в Москву и Таллин, чтобы ознакомиться с этим видом продукции. Мы также с нашими российскими коллегами несколько раз посещали штаб-квартиру компании «Вейерхаузен», расположенную недалеко от Сиэтла. Казалось, что сделка вот-вот состоится, но неожиданно американцы вышли из проекта, заявив, что бетон – это продукция, которая не входит в сферу деятельности их предприятия.

Дайер и Сигел были также заинтересованы поставлять в Соединенные Штаты дорогостоящий уральский самоцвет александрит. Мы с американскими консультантами посетили Минералогический музей им. Ферсмана, где видели целые россыпи александрита, которые нам доставали из сейфов. Американцы организовали для меня в Нью-Йорке встречу с представителями фирм «Картье» и «Тиффани», которые были готовы закупать большие партии александрита. Музей, конечно, камни не продавал, а предложенный американцам синтетический аналог александрита не устраивал американских бизнесменов. Этот проект также остался лишь замыслом.

И все-таки одну выставку нам удалось вывезти в Америку. Консультанты успешно провели переговоры с Музеем науки в Бостоне о проведении там выставки «Космос 2000», которую я им разрекламировал на основании своего опыта. Официально за выставку в «Диполи» отвечала Академия наук, поэтому организатором выставки в Бостоне стало российское космическое агентство «Главкосмос». Подготовка выставки прошла гладко, и мы получили хороший набор экспонатов, рассказывавших о покорении космоса.

Открытие выставки в Бостоне было очень торжественно обставлено, в качестве гостей ожидались Михаил Горбачев с супругой, которые как раз в это время находились с визитом в США, и принимавшие их Рональд и Нэнси Рейган. Маршрут высоких гостей, к сожалению, прошел мимо Музея науки. На открытии все же присутствовали несколько космонавтов, в том числе Алексей Леонов, первый человек, вышедший в открытый космос. По моим данным, выставку посетили около 200 тысяч человек. Моего гонорара за работу по организации выставки как раз хватило, чтобы покрыть дорожные расходы, сделка была не очень прибыльной, но нужно же было способствовать улучшению и российско-американских отношений!

Разрядка и лазерная техника

В международных средствах массовой информации прочно живет мнение о том, что многолетняя холодная война сделала невозможным нормальное общение русских и американцев. Меня это всегда удивляло, поскольку каждый раз, когда я участвовал в мероприятиях, на которых присутствовали и те, и другие, атмосфера была дружеской, а о политических противоречиях никогда не говорили. Жизнь шла своим чередом, между людьми было взаимное уважение. Разрядка напряженности, которой удалось достичь Рональду Рейгану и Михаилу Горбачеву, стала заметна и в повседневной жизни.

Путь иностранцев в Москву нередко пролегал по железной дороге через Хельсинки, я тоже часто путешествовал поездом по этому маршруту. Однажды в 1988 году я оказался в вагоне ресторане за одним столиком с американцем, который представился Диком Тихани и рассказал, что женат на финке. В ходе нашего разговора он поведал, что очень интересуется всем, что связано с авиацией. Я вспомнил, как в Академии наук СССР мне рассказывали о технической системе управления посадкой самолетов «Глиссада», в основе которой лежало использование лазерного излучения. Эта система проходила испытания на нескольких советских аэродромах.

По словам моего попутчика, у него были связи в авиационном управлении США, а также обеспеченные знакомые, которых эта система могла бы заинтересовать для коммерческого использования. Я пообещал привезти Тихани из Москвы дополнительные информационные материалы. Когда мы позднее встретились в Хельсинки, я рассказал ему, что мои знакомые из Академии наук обещали даже организовать демонстрацию работы системы для нескольких американских специалистов на одном из военных аэродромов недалеко от города Куйбышева (ныне Самара), на берегу Волги.

Американское авиационное управление заинтересовалась «Глиссадой» настолько, что подумывало провести испытания системы в Нью-Йорке в аэропорту Джона Кеннеди, на одной из наиболее сложных взлетно-посадочных полос. Мы даже съездили с несколькими советскими специалистами в Нью-Йорк, чтобы ознакомиться с ситуацией на месте, при этом богатый друг Тихани оплачивал все расходы по нашей поездке. Нам был оказан в Нью-Йорке очень теплый прием. Соответственно, Дик Тихани и возможный спонсор проекта, пожилой джентльмен из Нью-Йорка, отправились вместе со мной в Куйбышев.

Специально для нас был зафрахтован из Москвы самолет ЯК-42, построенный для Алексея Косыгина, занимавшего в 1964-1980 годы пост Председателя Совета Министров. В самолете имелись роскошно отделанный красным деревом салон и отдельный небольшой кабинет для премьер-министра с полной звукоизоляцией, из которого можно было позвонить в любую точку мира.

На аэродроме недалеко от Куйбышева мы просидели целую ночь в маленьком турбовинтовом самолете, который взлетал и садился несколько десятков раз, чтобы продемонстрировать нам принцип работы «Глиссады». Даже я, не будучи профессионалом в этой области, понял, насколько удобной и функциональной была эта система. Буква «Т», которую высвечивали лучи лазера в конце взлетно-посадочной полосы, сразу искажалась, если пилот снижался под неверным углом.

Еще пару дней мы провели в расположенном неподалеку гостевом доме, где и прошли предварительные переговоры по проекту. Спонсор из Нью-Йорка видел блестящие экономические перспективы для продолжения сотрудничества, но на каком-то этапе переговоров он почему-то вдруг резко переориентировался и просто потерял чувство реальности: стал настаивать, чтобы мы сами вложили в проект десятки миллионов долларов. Когда мы объяснили ему, что таких денег у нас нет, он произнес свою коронную фразу: Мoney talks (деньги решают все) и выгнал нас, несмотря на протесты со стороны российских участников переговоров. Все оказались смущены и озадачены. На обратном пути Дик Тихани просил у меня прощения за случившееся, а миллионер сидел, надувшись, молчал и, очевидно, даже не понимал, что же такого произошло. Этот визит был его первым знакомством с Советским Союзом и одновременно стал концом этого коммерческого проекта.

«Глиссада» имела отличные перспективы и в других областях, ее можно было успешно применять для навигации судов по узким фарватерным проходам в порты. Я связался с Мореходным управлением Финляндии и рассказал об этой уникальной разработке. Мое предложение встретили с интересом, поскольку, например, в финские порты Кустаанмиекка и Раахе ведут очень узкие фарватеры. Представители АН СССР прибыли в Хельсинки, чтобы предоставить дополнительную информацию о «Глиссаде». Эта система использовалась в порту города Клайпеда в Литве, куда я отправился с группой финских специалистов, чтобы посмотреть, насколько функциональна система навигации и как она работает. Мы тестировали систему следующим образом: несколько десятков раз входили на небольшой яхте в порт, и когда штурвал поворачивали неправильно, буква Y, которую образовывали лазерные лучи, исчезала.

В результате тестирования и переговоров система «Глиссада» была установлена для испытания в порту Раахе в месте глубинного фарватера Раутаруукки. Необходимую электронику завозили из Советского Союза на машине, которая была окрашена в зеленый цвет того же оттенка, что и все советские армейские машины. Вечерняя газета «Илта Саномат» в своей статье об этом событии успела усомниться в том, законно ли находится на территории Финляндии советская военная техника и не выполняет ли она здесь какую-либо шпионскую миссию.

Громадное по своему размеру оборудование «Глиссады» с большим трудом установили наконец в порту Раахе. Газета «Хельсинги Саномат» посвятила целый разворот прогрессивной советской технологической разработке, которая увеличила безопасность входа торговых судов в порт. Система работала безупречно, но, несмотря на все использованные в ней инновации, была далека от современных западных технологий и поэтому не могла быть использована серийно. Кроме того, хотя «Глиссада» и была очень функциональна, она пожирала громадное количество электричества и была сложна в эксплуатации. Слава о «Глиссаде» все-таки пошла по всему миру, и почему-то я получал письма с заказами на систему от начальников многих портов. Заказы приходили даже из Сингапура! Я честно рекомендовал всем желающим обращаться прямо в Академию наук СССР, куда и переправлял все эти письма.