Экологическая стратегия Китая: курс КНР на постепенный энергетический переход

Влияние экологической проблематики на внутреннюю и внешнюю политику различных государств в последнее время постоянно возрастает: страны вынуждены корректировать развитие экономики, искать новые решения в области науки и технологий, чтобы противостоять стремительному загрязнению экосистем. Китай, который в начале нового столетия стал мировым лидером по выбросам парниковых газов, в настоящее время прикладывает колоссальные усилия, направленные на постепенный переход от традиционной энергетики к зеленой. При этом Китай занимает ведущие позиции на рынке возобновляемых источников энергии, активно интегрируя их в свою энергетическую структуру и активно экспортируя энергоносители в развитые и развивающиеся страны.

Долгое время экологической политике в Китае не уделялось внимания, поскольку стратегической целью страны было интенсивное развитие промышленности и экономики на базе ускоренного экономического роста. Не существовало четкой законодательной базы, регулирующей взаимодействие человека и окружающей среды, не хватало теоретических знаний, а также практических решений и технологий, способных уменьшить вред, наносимый природе.

Продолжительное время проблема ухудшения глобальной экологии не являлась актуальной в мировой повестке дня, не становилась предметом обсуждения в рамках международного диалога, и только с конца XX в. вопрос совместного решения проблем экологии начал все чаще фигурировать в документах международных организаций. И Китай, все более активно критикуемый за стремительное ухудшение экологической ситуации внутри страны, инициирует особую экологическую стратегию, вносящую коррективы как во внутренний, так и во внешний курсы страны.

Говоря об экологических проблемах в Китае, необходимо отметить негативное влияние производств, основывающихся на традиционном топливе, а также влияние интенсивной урбанизации на экосистемы.

К 2005 г., когда вступил в силу первый Закон о возобновляемых источниках энергии, нацеленный на стимулирование использования менее вредоносных видов топлива, Китай генерировал 5,88 млрд т выбросов углекислого газа в год. При этом около 60 % китайских городов испытывали проблемы с доступом к питьевой воде, а почти половина фермерских хозяйств имела ограниченный доступ к чистой питьевой воде. К 2005 г., по данным Министерства водного хозяйства КНР, более половины стока семи основных речных систем Китая было отнесено к двум низшим категориям качества воды, а в той или иной степени загрязнения оказалось 70 % всех рек и озер. Неэффективная утилизация отходов и стоков промышленных предприятий привела к тому, что в 2006 г. 10 % земель были загрязнены солями тяжелых металлов, а в 2012 г. – 20 %.

Серьезную проблему представляло опустынивание: в 2003 г. площадь опустыненных территорий достигла 2,64 млн км, или 27,46 % территории Китая. Это приводило к песчаным бурям, наносящим урон посевным площадям и инфраструктуре. Например, в апреле 1998 г. песчаная буря поразила 12 районов на северо-западе Китая, уничтожив 30 тыс. га посевов зерна и погубив 110,9 тыс. голов скота; общие потери были оценены в 800 млн юаней.

Однако, рассматривая предпосылки принятия Китаем экологического курса, особое внимание, на наш взгляд, стоит уделить внешнему фактору. С 1960 г. в международной тематике появляется такое явление, как «экологическая дипломатия» — процесс сотрудничества на межгосударственном уровне в области решения экологических проблем. Китай, отвечая на рост популярности экологической проблематики на международной арене, начинал активно участвовать в соответствующих международных контактах. В 1978 г. был образован Госкомитет планирования связей человека и биосферы для сотрудничества с ЮНЕСКО по проблемам экологии. В 1980 г. Китай вступил в Международный союзохраны природы и природных ресурсов (МСОП), в 1981 г. принял участие во Всемирном форуме по охране природы, который проводился по инициативе США. В 1980 г. был подписан Китайско-американский протокол об охране окружающей среды и техническом сотрудничестве и Китайско-японское соглашение о сотрудничестве по охране окружающей среды, а в 1988 г. – Китайско-голландский меморандум о сотрудничестве по охране окружающей среды.

Экологическая дипломатия со временем стала рассматриваться как вопрос внешней политики: в 1990 г. Госсовет КНР обнародовал Решение о дальнейшем усилении природоохранной работы, стимулирующее международные контакты по вопросам экологии. Китай стал сам организовывать мероприятия по проблеме улучшения экологии: так, в 1991 г. в Пекине была проведена Конференция развивающихся стран по вопросам окружающей среды, в которой приняли участие министры из 41 развивающейся страны, 16 делегаций от международных организаций, девять наблюдателей из развитых стран.

Важным этапом становления как экологической политики Китая, так и в целом формирования мировой экологической повестки стал Киотский протокол (подписан в 1997 г., вступил в силу в 2005 г.), наглядно продемонстрировавший особенности экологической дипломатии. Протокол в попытке унифицировать экологические нормы для всех государств мира закреплял требования и условия, которые обязуются выполнить страны-участники, например к 2008-2012 гг. сократить выбросы парниковых газов в атмосферу по меньшей мере на 5 % ниже уровня 1990 г.

Китай же продолжал курс на увеличение темпов роста экономики: открывались новые сферы легкой и тяжелой промышленности, увеличивались темпы промышленного производства; предприятиям было разрешено выпускать и самостоятельно реализовывать продукцию; форсировалось производство экспортной продукции. Росли темпы урбанизации: к 2000 г. урбанизация в Китае достигла 37 %.

В это время в структуре выработки электроэнергии Китая около 80 % занимал уголь, создающий тонны вредоносных выбросов. В структуре потребления также доминировал уголь (около 70 %, 22 % – нефть). Принятие условий Киотского протокола заставило бы Китай урезать свои производственные мощности, напрямую зависящие от «грязных» видов энергии, и тем самым снизить темпы роста экономики. Поэтому китайское правительство оценило Киотский протокол как способ сдерживания растущей экономической мощи КНР со стороны западных стран и первоначально отказалось от принятия обязательств по Протоколу.

Однако затем, в 2002 г., Китай, выторговав для себя как для развивающейся страны более щадящие требования, протокол ратифицировал, воспользовавшись его структурными недоработками. Однако и эти требования он выполнять не собирался, но на фоне массового невыполнения условий (только в Европе лишь восемь из 15 стран достигли индивидуальных целей) невыполнение Пекином установленных требований не навредило его имиджу. Более того, Китай получил и определенные выгоды. Дело в том, что, согласно Киотскому протоколу, в качестве меры по сокращению выбросов засчитывалось участие стран в улучшении экологической обстановки вне национальных границ, что стимулировало развитые страны инвестировать в развитие природоохранных технологий в развивающихся странах, в том числе в Китае – в качестве альтернативы глубоким внутренним изменениям.

Таким образом, Китай смог использовать «раскрутку» экологической повестки на мировой арене, не жертвуя темпами собственного экономического роста. Однако затем, ввиду как ухудшения экологической ситуации внутри страны, так и роста популярности идеи об альтернативной энергии, он инициировал постепенную корректировку своей энергетической стратегии, начав развивать технологии возобновляемой энергетики, наносящие меньший вред окружающей среде.

Повсеместное внедрение возобновляемых источников энергии и увеличение их доли в структуре энергопотребления продвигалось путем принятия различных законодательных актов и инициатив, реализуемых государством. Так, в 2005 г. вступил в силу Закон о возобновляемых источниках энергии, направленный на стимулирование развития зеленых технологий. Следующим шагом стало утверждение среднесрочного и долгосрочного планов развития возобновляемой энергии Китаем (2007 г.): потребление зеленой энергии должно было достичь 10 % от общего энергопотребления к 2010 г., 15 % – к 2020 г.

В 2011 г. был опубликован документ «Временные меры по организации и использованию фондов на развитие возобновляемых источников энергии», который установил особые тарифы на возобновляемую энергию в качестве меры субсидирования альтернативной энергетики, закрепил и определил использование фондов развития возобновляемой энергетики, финансируемых из государственного бюджета. Активные действия предполагались и со стороны местных властей, которым отдельно ставились задачи по внедрению зеленой энергии. Начиная с 11-й пятилетки (2010-2015) целевые показатели развития зеленой энергетики фигурируют во всех планах.

Важное место переход Китая к зеленой энергетике занял и в докладе Си Цзиньпина на XIX съезде КПК в 2017 г. В нем были сформулированы следующие задачи: стимулировать зеленое развитие путем создания и принятия правовых и политических установок; осуществить переориентацию на низкоуглеродное развитие; решить острые экологические проблемы (прежде всего проблему загрязнения атмосферы); уделять особое внимание охране экологической системы; улучшить систему экологического мониторинга и контроля. В 2020 г. в видеообращении к Генассамблее ООН Си Цзиньпин пообещал «выйти на пик выбросов CO2 до 2030 года и достичь углеродной нейтральности до 2060 года».

При этом Китай продолжает использовать импорт технологий возобновляемой энергетики и привлекать инвестиции в эту сферу. В 2016 г. Госсовет КНР представил Каталог поощряемых импортных технологий и продуктов, предусматривающий выгодные условия для стран – экспортеров зеленых технологий, а в 2017 г. Министерством коммерции Китая был выпущен Каталог рекомендаций по иностранным инвестициям, в котором возобновляемые источники энергии были определены как рекомендуемая область для внешних инвестиций. Данный курс был продолжен и в документе под названием «Руководящие принципы зеленого развития для иностранных инвестиций и сотрудничества», выпущенном в 2021 г.

Для Китая особое место в оптимизации энергетической стратегии занимает сотрудничество с Европейским союзом, который всячески продвигает экологическую повестку, в том числе в рамках Киотского протокола. Так, на саммите КНР – ЕС в сентябре 2005 г. была принята Совместная декларация ЕС и Китая об изменении климата, в которой перечислялись основные сферы сотрудничества: энергоэффективность, возобновляемые источники энергии (ВИЭ), улавливание и захоронение углеродных выбросов, водородное топливо. При этом Китай выступал в роли развивающейся страны, принимающей помощь со стороны развитых европейских стран, которые предоставляли инвестиции, технологии, экспертизу. Особо крупным стал проект по Содействию механизму чистого развития, который был запущен в 2006 г. и имел бюджет в размере 2,8 млн евро. Проект был направлен на усовершенствование процессов производства в Китае с целью снижения урона, наносимого им окружающей среде. Для выполнения целей Киотского протокола европейские страны, чтобы не уменьшать экономическую эффективность своих предприятий, инвестировали в развитие природоохранных технологий в Китае (напомним, что участие стран в улучшении экологической обстановки вне национальных границ, особенно в развивающихся странах, засчитывалось в качестве меры по сокращению выбросов).

Другим проектом сотрудничества Китая и ЕС стал Европейско-китайский центр чистой энергии (EC2), открывшийся в 2010 г. в Пекине. ЕС2 способствовал налаживанию производства возобновляемых источников энергии – солнечных панелей и ветряков.

Использовал Китай и другие международные инструменты финансирования проектов на базе зеленой энергии, например в рамках БРИКС. Стоит отметить, что страны объединения воспринимали попытки развитых государств уменьшить воздействие Китая и Индии на экологию как намеренное ограничение темпов экономического роста и активно перекладывали ответственность за состояние планеты на развитые государства. В частности, члены БРИКС долгое время придерживались подобной позиции на конференциях ООН по вопросам экологии. Однако сегодня интенсивный рост воздействия стран-членов на мировую экологию, который подчеркивается со стороны мирового сообщества, подталкивает объединение к тому, чтобы декларировать свое желание совместными усилиями улучшать экологическую ситуацию и препятствовать ее дальнейшему ухудшению.

Однако, как подчеркивается в декларации саммита БРИКС 2012 г., страны – члены объединения намерены содействовать улучшению экологии не путем навязывания ограничений, а благодаря устойчивому росту. В обеспечении этой задачи участвует Новый банк развития (НБР) БРИКС, созданный в 2014 г. НБР финансировал несколько китайских проектов в сфере зеленой энергетики: проект в зоне Линган в Шанхае по размещению солнечных панелей на крышах, ожидаемый результат которого – 100 МВт солнечной энергии и снижение выбросов на 73 тыс. тонн CO2 в год (выделено 81 млн долл.); проект в пров. Фуцзянь по развитию ветряной энергии с ожидаемый результатом в 250 МВт ветряной энергии и снижением выбросов на 869 900 т CO2 в год (выделено 298 млн долл.); проект по энергосбережению в пров. Цзянси, предполагающий экономию более 95 тыс. т угольного эквивалента и снижение выбросов на 263 476 т CO2 в год (выделено 200 млн долл.).

Нельзя не признать, что все упомянутые меры – законодательное регулирование, государственное финансирование, разработка и утверждение планов, а также импорт технологий – привели к заметным результатам. В частности, мощность гидроэнергетики выросла с 2005 по 2023 г. в четыре раза, составив около 477 ГВт; мощность ветроэнергетики с 2015 по 2023 г. выросла почти в два с половиной раза, составив 440 ГВт; мощность солнечной энергетики ежегодно возрастала вдвое, в 2023 г. составив 610 ГВт.

2023 год можно считать переломным в деле энергетической трансформации Китая: возобновляемые мощности составили больше половины энергетической базы, на конец 2023-го доля возобновляемой энергии в энергопотреблении страны составила 52 %, а традиционные источники – 46,1 %, среди которых угольные – 39,9 %. Однако важно отметить, что использование традиционных источников энергии, в том числе на угле, продолжает расти. Так, в 2019 г. мощность угольных станций составляла 1041 ГВт, в 2020 – 1080 ГВт, а в 2023 – 1165 ГВт. Абсолютная мощность станций на базе других видов традиционного топлива также растет: в 2015 г. мощность станций на базе природного газа и нефти составляла 66 и 20 ГВт соответственно, а в 2023 г. достигла 116 и 64 ГВт соответственно.

При этом важно обратить внимание на динамику структуры потребления топлива. В частности, доминирующую долю в структуре потребления (использования ресурсов для отопления, эксплуатации производств) также занимает уголь. Можно отметить постепенную оптимизацию структуры потребления по аналогии с динамикой структуры генерации энергии: с 2015 по 2023 г. доля угля в структуре потребления снизилась с 64 % до 55, 3 %, в то время как доля потребляемой возобновляемой энергии выросла с 12 до 16,7 %. Однако стабильный рост потребления угля (с 2752 млн т в 2015 г. до 3152 млн т в 2023 г.) подчеркивает зависимость Китая от угля как основного вида энергии. Дело в том, что снижение добычи и использования угля чревато не только сокращением производственных мощностей и замедлением экономического роста страны, оно повлечет за собой увольнение около 250 тыс. рабочих, при этом сумма необходимых компенсаций составит около 20 млрд юаней.

Другие традиционные мощности также демонстрируют рост в китайской структуре потребления энергии. Так, с 2015 по 2023 г. потребление природного газа выросло примерно в два раза, потребление нефти – примерно в полтора раза.

Но в целом мы можем наблюдать общее улучшение экологической ситуации в Китае в результате активных действий властей. Например, к 2018 г. площадь территорий, подверженных воздействию кислотных дождей, уменьшилась почти в два раза по сравнению с 2013 г.; на 2,2 % увеличился объем пресной воды допустимого качества по сравнению с 2016 г. Коэффициент утилизации токсичных городских сточных вод вырос почти в три раза по сравнению с 2000 г., а коэффициент утилизации мусора вырос до 97,8 %. Только за период 2012-2017 гг. площадь лесов выросла на 10,9 млн га. Т. е. усилия Китая положительно сказываются на экологических показателях, закреплённых в планах.

Однако при продолжающемся росте объемов традиционного топлива в структуре потребления и генерации энергии практически все экологические проблемы остаются актуальными. Концентрация парниковых газов в воздухе ведет к повышению температуры окружающей среды, что негативно влияет на цикличность осадков и приводит к одной из серьезнейших экологических проблем КНР – опустыниванию. По данным Государственного управления лесного и степного хозяйства КНР, в 2019 г. площади опустынивания составляли 1,73 млн км2. В 2023 г. проблема по-прежнему актуальна. Так, на середину прошлого года в Китае было зарегистрировано 15 крупных песчаных бурь, нанесших значительные повреждения городской и сельскохозяйственной инфраструктуре, и ученые считают 2023 г. рекордным за последнее десятилетие по частоте песчаных бурь.

Вопрос загрязненности водных источников, несмотря на заметный прогресс, остается нерешенным: в 2019 г. 85 % подземных вод в Китае оставались токсичными для человека (вода 4-й и 5-й категорий загрязненности). 20 % поверхностных водных объектов в 2019 г. относились к двум низшим по качеству категориям, не пригодным для использования человеком. В 2022 г. вновь было отмечено ухудшение качества подземных вод: доля токсичных подземных вод (вода 5-й категории загрязненности) выросла с 20,6 до 22,4 %.

Почва также продолжает подвергаться воздействию отходов производства, несмотря на зафиксированное снижение содержания вредоносных веществ в почве: в 2021 г. около 10,18 % пахотных земель Китая было загрязнено тяжелыми металлами, сделавшими непригодными 13,86 % произведенного зерна.

Если исходить из сегодняшней динамики энергоструктуры Китая, то цели, обозначенные Си Цзиньпином в 2020 г. (достижение пика выбросов к 2023 г. и углеродной нейтральности к 2060 г.), очевидно, не будут достигнуты: постоянный рост потребления и использования угля для генерации электроэнергии ведет к стабильному росту эмиссии вредоносных веществ, которая в 2023 г. стала рекордной и составила 11,9 млрд т.

Не будут достигнуты и цели, поставленные Китаем в рамках участия страны в Парижском соглашении 2015 г. Согласно соглашению, странам-участникам необходимо оптимизировать энергоструктуру с целью не допустить повышения средней глобальной температуры на 2 °C, а также «приложить усилия» для ограничения роста средней глобальной температуры на 1,5 °C.

Согласно опубликованному в 2020 г. исследованию, проведённому Институтом изменения климата и устойчивого развития Университета Цинхуа совместно с рядом научных организаций и подразделениями различных министерств и ведомств, для удержания роста глобальной температуры на 2 °C и 1,5 °C Китаю необходимо к 2050 г. снизить потребление угля более чем в шесть с половиной раз, урезать мощность угольных станций более чем в шесть раз и при этом увеличить долю ВИЭ в структуре потребления и генерации до 73,2 и 92,47 % соответственно.

Серьезную зависимость КНР от традиционного топлива демонстрирует и динамика импорта угля, нефти и природного газа. С 2015 по 2023 г. объем импорта угля и нефти вырос более чем в два раза, объем импорта природного газа – более чем в четыре раза. Зависимость от импорта природного газа выросла с 30 % в 2015 г. до 42 % в 2023 г., зависимость от импорта нефти выросла с 61 % в 2015 г. до 73 % в 2023 г. В 2024 г. данные тенденции сохраняются: импорт нефти, газа и угля продолжает расти.

Заметим, что импорт угля растет, несмотря на то что суммарный объем добытого и импортированного угля уже превышает годовое потребление. Этому есть два объяснения. Во-первых, КНР необходимы запасы угля для стабильного обеспечения страны ключевым энергоресурсом (в 2021 г., во время активного восстановления экономики после эпидемии коронавируса, дефицит угля был критическим). Во-вторых, резкое увеличение добычи после дефицита в 2021 г. привело к снижению качества добываемого угля (предприятия по добыче были вынуждены включить в разработку месторождения с более низким качеством), что вынуждает КНР импортировать более качественный уголь, соответствующий потребностям конечного потребителя. При этом зависимость страны от импорта имеет серьёзные логистические риски, напрямую связанные с геополитической обстановкой.

В целом можно сказать, что проводимая Китаем экологическая стратегия стимулировала интенсивное развитие источников возобновляемой энергии и подтолкнула Пекин к диверсификации энергетической структуры. Однако большинство экологических проблем страны продолжают оставаться актуальными, в том числе ежегодный рост эмиссии парниковых газов. Ежегодный рост потребления угля, нефти и газа, а также растущий объем импорта данных видов энергии заставляет говорить о том, что цели, поставленные Китаем в рамках вклада в улучшение экологической ситуации в мире, вряд ли будут достигнуты.

Однако при этом интенсивное развитие ВИЭ способствует осуществлению глобальной внешнеполитической стратегии КНР. Успехи Китая в сфере возобновляемой энергетики, а также повышенный мировой спрос на технологии альтернативной энергии привели к появлению новой экспортной ниши, в рамках которой Китай активно расширяет сотрудничество и с развитыми, и с развивающимися странами. С 2010 по 2019 г. Китай инвестировал почти 760 млрд долл. в проекты зеленой энергетики по всему миру, став крупнейшим инвестором в области ВИЭ. На 2020 г. за пределами границ Китая насчитывалось 777 электростанций в 83 разных странах, которые получили финансирование китайских банков или прямые капиталовложения от китайских компаний. Благодаря китайскому финансированию и участию, общемировая генерация зеленой энергии увеличится на 171 ГВт, из них 113 ГВт уже активно производится, станции мощностью 33 ГВт строятся, станции мощностью 24 ГВт планируется построить. Около 77 ГВт этих мощностей приходится на возобновляемые источники энергии, 50 ГВт из которых – гидроэнергия, 12 ГВт и 7 ГВт – ветряная и солнечная энергия.

Китай активно популяризирует экологическую проблематику в мире, в том числе в рамках БРИКС. При этом экологический акцент в деятельности объединения, активно поддерживаемый КНР, транслируется на внутренние программы развития стран-членов, создавая для Китая новые перспективные направления экспорта, и вводит новые экологические стандарты торговли и инвестирования.

Понятно, что развитие экологии не становится для стран – членов БРИКС приоритетным вопросом – их энергетика продолжает базироваться на традиционном топливе. Но экологическая повестка создает новую сферу взаимодействия, в которой именно Китай может задавать тон и направление сотрудничества, поддерживая ряд проектов в области возобновляемой энергетики в странах БРИКС (в ЮАР и в Бразилии). Выдвигая экологическую повестку на уровень международных отношений, КНР стимулирует рост спроса на ВИЭ, на рынке которых он занимает лидирующие позиции.

Китай уже является ведущим экспортером компонентов ВИЭ в страны ЕС, которые в начале 2000-х активно поддерживали производство зеленых компонентов на территории КНР. Уже в 2012 г. 75 % готовых солнечных панелей и 40 % готовых ветряков, импортируемых странами – членами ЕС, приходилось на Китай. Германия, которая в начале века являлась лидером на рынке зеленых технологий, стала на сегодняшний день основным импортером ВИЭ из Китая – на нее приходится около половины поставок солнечных панелей и ветряков в Европу. Неудивительно, что страны ЕС сегодня – это ключевой потребитель китайских компонентов зеленой энергетики (в том числе электромобилей).

Китай активно развивает сотрудничество и со странами Юго-Восточной Азии, исподволь влияя на их позицию в вопросах экологии. В октябре 2009 г. была принята Стратегия сотрудничества Китая и АСЕАН в области охраны окружающей среды на 2009-2015 гг.

В 2010 г. начал работу Центр экологического сотрудничества между АСЕАН и Китаем (CAEC), в 2016 г. – Стратегия сотрудничества Китая и АСЕАН в области охраны окружающей среды 2016-2020 гг., которая предусматривала увеличение объема инвестиций в зеленые проекты региона со стороны КНР. Популяризируя экологическую проблематику и становясь экологическим лидером для развивающихся стран этого региона, Китай поддерживает строительство станций на базе возобновляемой энергии, в частности гидроэнергетики.

Отметим, что акцент на экологическую проблематику совсем не мешает Китаю строить за рубежом станции, использующие традиционные «грязные» виды энергии. Около 90 ГВт мощности станций по всему миру, финансируемых Китаем, составляет традиционная энергия, 57 ГВт из которых – это угольные мощности, что в более чем в два раза больше, чем мощности ветряных и солнечных станций, вместе взятых. Как отмечают специалисты, инвестиции Китая в «грязную» энергетику за рубежом привели к увеличению выбросов парниковых газов на примерно 350 млн т ежегодно. Большинство энергетических проектов, финансируемых Китаем в странах АСЕАН в рамках ИПП, также относится к традиционным видам энергии. 57 % проектов в рамках ИПП, построенных и строящихся в странах АСЕАН, работают на угле, 26 % – на энергии воды (в основном на р. Меконг). При этом китайские гидроэлектростанции на р. Меконг неоднократно приводили к засухам на территориях вниз по течению, а власти Мьянмы заявляли о неоговоренных случаях массовой вырубки лесов китайскими компаниями для строительства объектов.

Высокотехнологичный мировой рынок ВИЭ является приоритетным для США и стран ЕС, и они не намерены без борьбы отдавать его КНР. Тем не менее на данный момент Китай, благодаря своим технологическим достижениям, лидирует: с 2010 по 2019 г. он инвестировал почти 760 млрд долл. в проекты на базе возобновляемой энергии по всему миру (вдвое больше, чем США, вложившие 356 млрд долл.). В 2021 г. Китай производил примерно в три раза больше мощностей зеленой энергетики, чем США, а также владел третьей частью мировых патентов на возобновляемые источники энергии.

После того как весной 2021 г. США снова присоединились к Парижскому соглашению, а администрация Дж. Байдена сделала активную климатическую политику одним из приоритетов своего политического курса, Вашингтон предпринимает попытки подорвать лидерство Китая на рынке ВИЭ. Так, в марте 2021 г. Конгресс США принял закон, запрещающий использование федеральных средств для приобретения солнечных панелей у китайских компаний, что связано с зависимостью Соединенных Штатов от китайских фотоэлементов, а также большой конкурентоспособностью последних.

ЕС также озабочен доминированием Китая на европейском рынке ВИЭ, особенно в сфере ветряных и солнечных мощностей, а также аккумуляторов. Поставки Китаем данных компонентов ведут к замедлению развития этих технологий внутри Союза, крайне важных для Европы в рамках экологической повестки. В 2013 г. были введены импортные пошлины на ряд китайских ВИЭ, а в 2020 г. опубликована так называемая Белая книга Европейской комиссии по иностранным субсидиям, которая предусматривает ограничение торговли данными компонентами с целью стимулирования внутреннего развития.

Таким образом, одной из ключевых целей экологической стратегии Китая можно считать укрепление его позиций на международном рынке альтернативных источников энергии. Заняв лидерство в этом секторе, Китай становится наиболее привлекательным партнером для сотрудничества и торговли, темпы которой на фоне популяризации экологической повестки и идеи мирового энергетического перехода будут нарастать. Это позволяет существенно расширить рынок сбыта китайских товаров за рубежом и таким образом поддержать существующие темпы роста внутреннего производства, переориентируя его на производство высокотехнологичной продукции.

Попутно Китай решает и другие задачи: в некоторой степени сокращает зависимость от импорта ископаемого топлива (нефти, угля и газа), чем снижает геополитические риски в рамках нарастающего противостояния с США и странами Запада (поскольку пути доставки в Китай ископаемого топлива в случае резкого обострения ситуации могут оказаться заблокированными силами США). В результате мировая экологическая повестка становится элементом внешнеполитической стратегии Китая и способствует экономическому росту страны, а не его ограничению.

А. О. Виноградов, К. А. Долгополов. Экологическая стратегия КНР: внутриполитические и внешнеполитические аспекты // Китай в мировой и региональной политике. История и современность

Иллюстрация: «Евразия сегодня», Midjourney